|
|
Как видно из названия, речь пойдет о причинах ухода князя Александра Ивановича Барятинского с поста наместника России на Кавказе, который произошел в 1862 г. Но вначале хотелось бы сказать несколько слов о предшествовавших событиях, дабы ввести всех в курс дела.
Князь Барятинский впервые появился на Кавказе еще в 1835 г. юным корнетом, а через двадцать с небольшим лет, в 1856 г., он пребывает в регион уже в качестве наместника и главнокомандующего Отдельным Кавказским Корпусом, позже преобразованном в армию. Ему всего за 3 года удалось сломить сопротивление имамата Шамиля и закончить войну на Северо-Восточном Кавказе. С 1859 г. начались активные военные действия и на северо-западе, имевшие своей целью скорейшее завершение войны и окончательное присоединение этой территории к России.
Все полагали, что князь, так блестяще разобравшийся с Северо-Восточным Кавказом, быстренько покончит с горцами и в другой части региона. Однако ему не пришлось присутствовать при окончательном завершении долголетней Кавказской войны: в декабре 1862 г. он, сославшись на плохое состояние здоровья, подал заявление об отставке, и император вынужден был принять ее, назначив по его рекомендации новым наместником своего брата Михаила. Великий князь Михаил Николаевич, следуя принятой Барятинским системе, уже в 1864 г. смог праздновать окончание военных действий и замирение Кавказа. Что же побудило князя Барятинского покинуть прославивший его регион в столь неожиданный момент, раз все уже было понятно, возникает закономерный вопрос. На него мы и постараемся ответить в своем докладе.
С начала 1861 г. у него начался сильнейший приступ подагры, причем, по словам Д.А.Милютина, "на этот раз болезнь развивалась до такой степени, какой никогда еще не достигала": "больной должен был лежать в постели почти неподвижно, в страшных страданиях" [1, 121]. В связи с резким ухудшением здоровья ему пришлось передать во временное исполнение свои обязанности князю Г.Д.Орбелиани, занимавшему должность тифлисского генерал-губернатора. Князь надеялся, что со временем болезнь отступит, как бывало не раз до этого, но "к началу марта болезнь приняла угрожающий характер; левая нога совсем онемела и начала сохнуть; подагра бросилась на мочевой пузырь; совершенная бессонница чрезвычайно ослабила больного; он страшно исхудал" [1, 122].
Все это было результатом крайне пренебрежительного отношения фельдмаршала к медицине и врачам, советов и рекомендаций которых он не хотел выполнять. Однако сильные боли и туманные перспективы улучшения заставили даже такого волевого человека, как Барятинский, занервничать и решиться ехать за границу "советоваться с тогдашним авторитетом в лечении подагры доктором Вальтером в Дрездене". Поэтому он 21 февраля в письме Александру II попросил разрешение на отпуск. В ответном послании император написал, что "с глубокой грустью узнал … о печальном состоянии Вашего здоровья, которое вынуждает Вас просить отпуск на 4 - 6 месяцев", "несмотря на сожаление, я, конечно, согласен, в надежде, что отдых и лечение пойдут на пользу", но потребовал от князя во всем слушаться врачей. Кроме того, наместник получил приглашение прибыть в Петербург, откуда он и планировал уехать в Европу, для встречи с царем и получения денег на лечение [2, 143,144].
Вскоре боли усилились, и Александр Иванович вынужден был отказаться от предполагаемого ранее пути в Европу через северную столицу и выбрал кратчайший путь - "морем из Поти прямо в Триест и оттуда по железным дорогам в Дрезден". Любой больной с трудом выдержал бы такое путешествие, не являлся исключением и Барятинский: по воспоминаниям Милютина, "он был в таком положении, что с парохода его перенесли в гостиницу на носилках" [1, 123]. Из Триеста фельдмаршала доставили поездом через Вену в г. Грейфенберг, а уже оттуда - в Дрезден, где его ждал доктор Вальтер. Состояние князя не улучшилось и там. Но лечащий врач князя верил в успех, правда, при условии безоговорочного послушания своего пациента и считал, что он должен забыть на время о возвращении в Россию и может отправиться либо в Египет, либо в Алжир на зиму.
Милютин, бесспорно, знавший многие подробности личной жизни своего бывшего шефа, считает, что отъезд наместника произошел не только из-за болезни, и главную причину следует искать, руководствуясь всем известной фразой - "шерше ля фам". Надо сказать, что с женщинами Барятинский, бывший одним из первых донжуанов Петербурга в молодости, всегда находил общий язык. Красивые женщины постоянно окружали его на светских приемах и балах. Начальник штаба с завистью писал, что князь умел "смело и легко занимать своим разговором целый дамский "салон"" [1, 424]. Говорят даже, что на Кавказе существовало такое меткое выражение, что женатому офицеру нужно больше опасаться Барятинского, чем горцев. Правда это или нет, нам неизвестно, однако, справедливо подмечено, что в каждой шутки есть доля шутки. Итак, Милютин объясняет выезд фельдмаршала за границу разраставшимся скандалом, связанным просто с его очередным амурным похождением.
Не отставал от него и брат Владимир, который будучи молодым офицером завязал шумный роман с падчерицей генерала П.С.Верзилина - Э.А.Клингенберг (в замужестве - Шан-Гирей), прозванной за свою яркую красоту "Розой Кавказа". Известно, что к ней был не равнодушен и бывший друг князя Михаил Лермонтов, который посвятил ей ряд стихов. Однако предпочтение было отдано красавцу Владимиру Барятинскому, о чем написал В.А.Инсарский, бывший в то время управляющим имениями этой семьи: "С князем Владимиром Барятинским … я познакомился при самом начале моих сношений с князем Александром … Мне было известно, что перед нашим знакомством он только что вернулся с Кавказа, куда ездил, кажется, лечиться. Потом скоро сделалось мне известным, что он сорвал там ту знаменитую "кавказскую розу", которая прославлена в сочинениях Лермонтова. Факт этот явился вскоре достоверным, когда, получив от князя Александра Ивановича следующий ему капитал, князь Владимир немедленно поручил мне же отправить на Кавказ, разумеется, на другое имя 50 тысяч рублей, назначенные этой розе" [3, 45].
Сам Александр очень любил грузинок, которых считал эталоном женской красоты на Кавказе, и у него были с ними тоже весьма шумные романы, например, с княгинями Александрой Меликовой и Анной Мирской. Сейчас же "дело заключалось в романтических отношениях князя Барятинского с женою одного из состоявших при нем штаб-офицеров - подполковника Давыдова, известного в тифлисском обществе под прозвищем "Gramont". Эта молодая, - и, по мнению Милютина, - вовсе некрасивая женщина была дочь известной всему Тифлису Марии Ивановны Орбельяни. … князь Барятинский, знавший ее еще ребенком, продолжал называть ее "Лизой" и держал себя в отношении к ней как бы на положении старого родственника или попечителя над малолетней. Он всем говорил, что занимается докончанием ее воспитания и развитием ее ума чтением серьезных книг, для чего она и проводила у него целые вечера глаз на глаз. Странные эти педагогические занятия были известны всему городу, и, разумеется, было немало о них толков. Муж, человек весьма ограниченный и пустой, был в милости у фельдмаршала и надеялся, как ходили слухи, получить место генерал-интенданта. Временно ему даже поручено было исправление этой должности по случаю командировки генерала Колосовского в Петербург; но испытание это выказало всю неспособность его к занятию подобного места. Когда он убедился в несбыточности своих надежд, произошел гласный скандал между мужем и женой, которая бежала от него и скрылась неизвестно куда. Раздраженный муж сделался посмешищем всего города, выходил из себя, грозил ехать в Петербург, чтобы искать правосудия, и кончил тем, что вышел в отставку и уехал за границу, где уже находились в то время и жена его, и сам фельдмаршал" [1, 124].
Барятинский, заразившись от доктора Вальтера оптимизмом, посчитал, что вскоре наступит улучшение, поэтому говорил всем посещавшим его о своем намерении вернуться на Кавказ не позднее осени. Однако в середине июня радости у него резко поубавилось, и в письме бывшему соратнику он снова жалуется на сильное недомогание: "Здоровье мое нисколько не поправляется, но требует на это так много времени, что это приводит меня в отчаяние. Я приехал сюда, не владея одною ногой; теперь же к этому прибавилась страшная боль в обеих руках, так что меня с большим трудом переносят с кровати на диван, с дивана на кровать и еще с большим трудом сажают всякий день в ванну" [1, 136].
В конце месяца он начинает медленно оживать и заниматься делами наместничества. Это говорило о том, что фельдмаршал потихоньку пошел на поправку, о чем он не преминул сообщить Милютину, жалуясь только на длительность лечения: "Мое здоровье поправляется медленно. К прежним способам лечения присоединилось с некоторых пор электричество. Я не могу всем сказать, до какой степени оно меня ежедневно расстраивает. Надо ждать, что будет дальше, и я жду терпеливо, покоряясь воле Государя - слушаться медиков. Опасаюсь только, что все это будет долго продолжаться..." [1, 136].
Проходит еще полмесяца, и из Дрездена в Петербург летит телеграмма с извещением о том, что Барятинский, по разрешению врача, приедет на несколько недель в столицу. Действительно, приехав в Россию во второй половине июля, он в течение 2 недель жил в Петергофе и ежедневно общался с императором, после чего вернулся в Германию.
Осенью 1861 г. Барятинский сообщил Милютину, что вместо поездки в Египет он по рекомендации Вальтера отправится на остров Тенериф, так как продолжительное морское путешествие считается лучшим средством от бессонницы. Затем фельдмаршал прервал общения со многими своими корреспондентами, и "в течение всей зимы 1861-1862 гг. не было даже известно его местопребывание". Только в феврале 1862 г. Милютин получает от него весточку из города Малаги, "где он находился с половины ноября, в полном incognito, так что пребывание его в этом городе было тайной даже для русского посланника в Испании графа Стакельберга". Далее князь с сожалением написал, что "положение его здоровья не позволит ему ехать на Кавказ в апреле, как предполагалось, и что он намерен еще одно лето полечиться у Вальтера" [1, 136].
Причина же жизни победителя Шамиля в "полном incognito" была весьма проста и банальна: вскоре оказалось, "что князь Барятинский уехал из Дрездена с Елизаветой Дмитриевной Давыдовой и что вернется в Тифлис женатым…", а в то же время ее мать, княгиня Орбелиани, вместе с мужем уехала из Тифлиса, "чтобы венчать свою дочь с князем …. Только гораздо позже сделалась известна развязка романтических похождений нашего фельдмаршала: его странная, почти комическая дуэль с бывшим его адъютантом Давыдовым, развод последнего с женой и женитьба князя Барятинского …" [1, 205].
Таким образом, одной из возможных причин его скорой отставки с поста наместника является эта скандальная история, для замятия которой ему и пришлось уехать с Кавказа. И, так как репутация его была подмочена, то он и подал в отставку, дабы окончательно пресечь все слухи и разговоры. Но это только одна из версий ухода князя. Другая же, официальная версия говорила о плохом состоянии здоровья, которое и не позволило Барятинскому продолжать работу на этом посту.
Известно, что проводивший лето на курорте в Вильдбаде Александр Иванович надеялся осенью приехать в Россию и отправиться после посещения Петербурга на Кавказ. В октябре он решился ехать. Тут же с князя Орбелиани было снято временное исполнение обязанностей наместника и главнокомандующего, а в Царском Селе приготовили даже отдельное помещение для приема настоящего наместника. Однако в конце того же месяца стало известно, что Барятинского застал в пути очередной приступ подагры, после чего он не смог выехать из г. Режицы и продолжить поездку в столицу. Для некоторого удобства его перевезли в Вильну, где он и остался лечиться. Через некоторое время Александр Иванович сообщил императору о своем желании уйти в отставку в связи с невозможностью исполнять свои обязанности по состоянию здоровья и рекомендовал на свое место брата царя, который и стал новым наместником.
Однако по прочтении писем великого князя Михаила Николаевича к Барятинскому создается устойчивое впечатление того, что не князь захотел себе такого преемника, а сам великий князь после поездки на Кавказ загорелся идеей стать руководителем понравившегося ему региона и получить, тем самым, часть лавров себе, поэтому и намекал об этом в своих письмах фельдмаршалу [4, 1-10об]. Барятинский, не желая портить отношений с братом царя, решил вовремя и тихо покинуть этот пост. Следовательно, еще одной вероятной причиной ухода победителя Шамиля явилось сильное желание великого князя руководить Кавказским наместничеством.
Скорее же всего, болезненное состояние князя вкупе с разгоравшимся скандалом и открытыми намерениями Михаила Николаевичами и подвели его к мысли о необходимости отставки с поста наместника. У Барятинского практически не оставалось выбора. Великий князь и скандал в Тифлисе уже решили это за него - надо было уезжать, и поскорее, что он и сделал. Возвращаться же обратно с бывшей женой своего адъютанта ему явно не хотелось, и болезнь оказалась тем веским доводом, которым можно было убедить и царя, и общество.
Тогда Барятинский еще и не догадывался, что, уезжая с Кавказа, он навсегда прощается со своей карьерой на государственной службе. Последующие попытки вернуться туда были неудачными и не имели результата. Т.е. конец 1862 года ознаменовал собой окончание службы Барятинского, и тогда, на пике своей популярности и известности, он навсегда сошел с государственного Олимпа.
[1] Милютин Д.А. Воспоминания. 1860-1862. М., 1999.
[2] The politics of autocracy. Letters of Alexander II to Bariatinskii 1857-1864. Ed. Alfred J.Rieber. Paris, 1966.
[3] Инсарский В.А. Записки // Русская старина. 1894. № 2.
[4] ОПИ ГИМ. Ф. 342. Д. 7.
