Главная Абитуриентам Студентам Наука Кафедры Лаборатории Электронная библиотека УМО по истории и искусствоведению  

С.П.Карпов

Историческая наука и историческое образование
в современном информационном пространстве:
тупики и перспективы

Оценивая состояние исторической науки, необходимо принять во внимание несколько внешних и внутренних факторов, влияющих на ее развитие. К числу первых я бы отнес, прежде всего, переходное состояние самого общества, находящегося в стадии социально-экономической и политической трансформации. В этой обстановке недоверие значительной части общества к прежним схемам перемежается с восприимчивостью к псевдоисторическим и внешне эффектным, но далеким от науки сенсационным "открытиям" и построениям. Альтернативой им служит зачастую, увы, не добротная современная научная продукция, а перепечатки дореволюционных или зарубежных трудов. Развиваются тенденции превращения истории в элемент "медийной культуры", чему активно и успешно содействуют средства массовой информации. Используя растущий и неудовлетворенный интерес общества к собственному прошлому, формируется жанр продукции, который я бы назвал "история на продажу", где причудливо переплетены выступления членов академического сообщества с беллетристическими интерпретациями, а нередко, и прямой вульгаризацией. К чести ряда серьезных каналов телевидения грань между занимательностью, художественностью и документальностью проводится четче, но ангажированность ряда передач и там нередко очевидна.

С другой стороны, процесс укрепления государственных институтов и самой структуры власти способствует формированию политических запросов ко всей сфере истории. Они требуют ответов на возникающие проблемы современности, но как вопросы, так и ответы не всегда учитывают глобальные, геостратегические задачи, стоящие перед обществом и государством, да и само состояние науки, ее ресурсные и кадровые возможности не всегда принимаются в расчет.

Начинает просматриваться также очевидный перекос в государственной поддержке различных отраслей науки, где явное предпочтение при распределении грантов и премий, например, отводится "актуальным" областям, преимущественно естественных наук. Между тем, это не только принижает значение гуманитарных областей знания в сознании масс, но и создает перекос в самом развитии науки, единой и междисциплинарной в своей сущности.

Современная историческая наука отличается от исторической науки всех предшествующих эпох тем, что она развивается в новом информационном пространстве, заимствуя из него свои методы и сама влияя на его формирование. Сейчас на первый план выходит задача не просто написания исторических трудов на ту или иную тему, а создание верифицированной истории, проверяемой большими и надежными базами данных, создаваемыми усилиями творческих коллективов. Использование Интернет-ресурсов, и это надо отметить, имеет двоякий характер - они способны, при правильно организуемом поиске, дать важную информацию из вторых рук (часто не добываемую самим исследователем), но вместе с тем, в силу открытости системы и произвольности доступа к ней, эта информация зачастую не достоверна, и не обработана в нужном историку ключе, содержит ошибки и просто фальсификаты. Кроме того, она имманентно носит фрагментарный характер и слабо структурирована. Явлением жизни в Интернете стало появление большого числа дилетантских сайтов, востребованных неопытным читателем, а возможно даже и управленческими структурами. Выход один. Ни в коем случае не вводить каких-либо запретов или ограничений, но создавать апробированные научным сообществом ресурсы с их лицензионной аккредитацией, в первую очередь - на сайтах ведущих университетов и институтов РАН. Особую роль призваны играть создаваемые коллективами ученых (совместно со студентами, где это возможно) банки и базы данных, становящиеся основой обобщающих научных публикаций. Именно на их создание мы ориентируем молодых исследователей.

К числу значимых внутренних факторов развития исторической науки я бы отнес эрозию прежних теоретико-методологических ориентиров. Произошел декларативный отказ (без широких дискуссий) от гносеологического монизма в принятой у нас ранее, упрощенной марксистской трактовке, и совершился переход к плюрализму. Отказ от марксистской интерпретации истории иногда доходит до крайних форм отрицания теории прогресса, поступательного движения мировой истории вообще, до релятивистских оценок исторического развития.

Это не только наше явление. И на Западе идет освобождение от диктатуры прошлых школ. Например, во Франции - борьба с наследием и вокруг наследия "школы Анналов". Французские историки прямо говорили о "тирании Анналов" и о необходимости ее преодоления. Наше своеобразие заключалось в навязывании обществу определенных идеологических императивов, тогда как во Франции, например, мотивация выбора у ученого была иной, историко-культурной, стремящейся к тому, чтобы не стать, по их выражению, démodé, старомодным. Кстати, во Франции всегда история и историческая наука были важным компонентом общественного сознания. К ним всегда относились и относятся с большим уважением, хотя и нередко считают по-прежнему, скорее искусствами, чем наукой. И не случайно, сейчас Франция поддерживает крупные исторические проекты, получающие государственную и грантовую поддержку (так называемые тематические программы CNRS, Национального центра научных исследований).

На вечный вопрос: "Quo vadis?" в применении к истории нет одного ответа. В мировом пространстве она идет разными путями, используются разные гносеологические парадигмы. На смену постмодернизму, социальной антропологии, гендерным подходам приходит глобальная история, объявленная, но еще не состоявшаяся, против которой уже возражают свои антиглобалисты. Усиливается интерес к казуальности в истории, к микроистории вообще.

В нашей стране, в предельном упрощении, в подходе к историческому образованию просматриваются две расходящиеся линии: одна настаивает на необходимости создания патриотической, сплачивающей народ истории, формирующей национальную идентичность и самосознание индивида, и другая - настаивающая на противоречивости и неоднозначности событий и фактов и провозглашающая необходимость плюралистических, деидеологизированных концепций и построений, признающая исключительно свободный выбор суверенной личности, вне всякого внешнего контроля и влияния. Трудно совместить две эти линии. Еще и потому, что оценка социального опыта индивидуальна и специфична, изменчива и капризна, отличается у разных поколений и общественных слоев. Кроме того, через всю историю человечества, как кажется, проходит борьба государственного начала и индивидуалистического. Причем, если государственное предстает в более или менее похожем облике, то индивидуалистическое выступает либо как частный интерес патриция, либо как феодальный сепаратизм, либо как еретический протест и нонконформизм, либо как анархистские устремления и проч. Индивидуалистическое направление не деструктивно само по себе. Таковым оно может стать тогда, когда оно переходит в социальный эгоизм, не всегда очевидный, ибо прикрывается заботой об общественном благе или правах личности. Государственное же начало в силу самой регламентирующей функции государства в определенной мере противостоит индивидуализму.

Поиски гармонии государственного и частного - вечная проблема философии и общественной мысли вообще. Классический пример - итальянский гражданский гуманизм или даже изломанная этика Ф.Гвиччардини. Здесь заключено диалектическое противоречие самой жизни, весы контроверз либерализма и консерватизма, коллективного и частнособственнического.

И все же при ориентации на любую гносеологическую теорию историк имеет только один выход, создавая труды, рассчитанные на долговечность и научную востребованность. Он заключается в чистоте и глубине ИСТОЧНИКОВЕДЧЕСКОГО анализа - это истинный ключ и проверка и достоверности, и профессионализма. Такой анализ становится сейчас все более междисциплинарным. Союз истории, информатики, филологии, философии, психологии и других наук уже давно состоялся и приносит свои плоды. Но, развивая междисциплинарные подходы, важно не допустить размывания самого предмета истории и внедрения в него чужеродных и неприменимых социологических, политологических и иных схем, заметно упрощающих сложный феномен исторического исследования.

Количественный анализ, важнейший инструмент исторических реконструкций, также имеет свои пределы и не может претендовать на полную объективность в отрыве от логического, экспертного анализа фактов на основе согласованных и признанных научным сообществом критериев. И здесь возникают проблемы выработки этих критериев, их признания и внедрения в образовательный процесс. Простейшие примеры этих трудностей - расходящиеся оценки исторических личностей с точки зрения результативности и моральности их действий, вопрос об издержках исторического процесса и цене преобразований, например, модернизации.

В подготовке кадров историков важнейшее место занимает общегуманитарная подготовка и образованность студентов. Практика последних лет показывает, что наряду с широким внедрением интернета в образование, в обыденную жизнь и даже в систему общения молодежи, наблюдается очевидный упадок грамотности и начитанности. Этому способствуют и сами ресурсы интернета, изобилующие грубейшими орфографическими и синтаксическими ошибками, и плачевное состояние изучения русского языка и литературы в средней школе, что усугублено отменой сочинения в качестве вступительного испытания в вузы, и замена его малоэффективным и формальным ЕГЭ по русскому языку. Это уже породило у абитуриентов и студентов пренебрежительное отношение к классике, к культуре слова. Опасным явлением стало и проникновение компьютерного сленга в обыденную речь, в доклады, рефераты, курсовые и дипломные сочинения.

Говоря о переходе на новую, так называемую болонскую систему обучения, надо осознавать, что и в ряде стран Запада (Италии, Франции, ФРГ, например) реформа привела к упрощению, усреднению и снижению уровня образования, к ликвидации и сокращению важных курсов, особенно на ранней, бакалаврской, ступени. Кроме того, в области написания, да и преподавания истории в значительной мере ориентация делается не на системность, а на поиск необычного, на развитие самостоятельности и достижение оригинальности и занимательности любой ценой, даже ценой спрямления и упрощения, отказа от прежних укорененных традиций. *Это - залог читаемости и популярности, а, в немалой степени - и результат диктатуры рынка и массового сознания. В этой системе есть положительное - оно в раскрытии индивидуальности личности, ее творческих возможностей. Но жертвой становится подчас выучка, широта исторического кругозора. Разумеется, вся наука там к этому не сводится. Продуманная система грантов на Западе создает довольно мощную поддержку конкретным исследованиям. И они с успехом осуществляются. Появляются серьезные конкретные и зондажные работы. Но их востребованность - в узком кругу специалистов. Их осуществление - на постдоковском уровне и позже. Достоянием же массового сознания, даже корпоративного, в исторических кругах ВСЕХ историков, становятся "броские" и парадоксальные построения, не похожие на то, что было ранее.

Надо признать, что "низовая", создающая фундамент наука внешне рутинна по природе. Она предельно трудоемка и минимально зрелищна. Но она главная основа и на нее необходимо направлять большую часть ресурсной поддержки, если мы стремимся к достоверности. Следующая ступень - ступень обобщений - невозможна без нее, она требует не меньших интеллектуальных усилий, но сопряжена с меньшими временными и ресурсными затратами. В нашей грантовой системе поддержка чаще всего носит краткосрочный характер и относится ко второй ступени. Итог: замена коллективных исследований коллективными обобщениями. Между тем, формированию научных школ способствует долговременное финансирование именно первого, поискового этапа, этапа обработки и анализа источников, создания баз данных.

В заключении отмечу, что ориентирами в историческом образовании является профессионализм, воспитание гражданственности и патриотизма через объективный неконъюнктурный анализ событий и фактов, на основе общегуманитарной культуры и междисциплинарности. При отсутствии глубокой внутренней культуры растет подражательность чужим культурам, что неизбежно обрекает нас на отставание. Ключевым предметом в обучении истории, наряду с историографией и методологией, является источниковедение. Именно эти дисциплины, наряду с исторической информатикой, позволяют воспитывать аналитиков, востребованных во всех сферах общественной деятельности. Нельзя забывать и о моральной ответственности историка за экспертные оценки, за достоверность и объективность информации. У каждой профессии есть свой долг. Кодекс чести исследователя подобен клятве Эскулапа. Не погреши истиной ради любого соблазна…