 |
 |
|
|
Декан исторического факультета МГУ с 1995 года. Доктор исторических наук, профессор. Член-корреспондент Российской Академии наук (2003).
С отличием окончил истфак в 1971 году. В 1977-78 гг. был стажером Фонда Чини в Венеции, в 1994-95 гг. был стипендиатом византиноведческого Центра Гарвардского университета Думбартон Окс (Вашингтон).
Мы встретились с Сергеем Павловичем накануне 75-летия факультета. О том, как сложилась его научная деятельность, и о том, как он видит прошлое, настоящее и будущее истфака и исторической науки, он рассказал читателям "Студенческой Летописи".
– Здравствуйте, Сергей Павлович!
– Добрый день!
– На прошлой неделе Вам была присуждена Золотая медаль им. С.М. Соловьева за монографию "История Трапезундской империи". От имени редакции поздравляем Вас с этой наградой.
– Спасибо. Эта медаль присуждается раз в несколько лет Российской Академией наук за труды, вносящие наибольший вклад в изучение истории. Творчество Сергея Михайловича Соловьева всегда было для меня ориентиром. Мало кто сделал для нашей истории больше него. Еще перед поступлением на исторический факультет я прочитал все его книги, и сейчас горжусь этой невольной сопричастностью.
– В связи с этим вопрос: почему Вас интересовала и продолжает интересовать история Византии?
– Во-первых, это великая и уникальная цивилизация. Во-вторых, по-моему, история Византии является одним из ключей, помогающих понять наше собственное прошлое. Понять, что произошло в мире после принятия христианства, помогает византийский опыт. Когда я на первых курсах истфака думал о выборе пути в истории, меня интересовало и прошлое нашей Родины, и западноевропейское средневековье. Византия оказалась как раз тем центром, который соединяет и то, и другое, это та гора, с вершины которой яснее видно и то, что происходило в греко-славянском мире, на Руси, и то, что было на Западе.
– Как Вы поступили на истфак, у кого Вы учились?
– Я поступал на истфак в год, когда в вузы одновременно шли выпускники 10 и 11 классов, был двойной конкурс. Поскольку я был золотой медалист, то по тем правилам не должен был писать сочинение, но проходил серьезное собеседование по истории и очень жесткий профильный экзамен по иностранному языку. Собеседование по истории я сдавал Петру Андреевичу Зайончковскому и Михаилу Тимофеевичу Белявскому. Это были очень знающие и требовательные профессора. Собеседование прошло успешно, а я познакомился с яркими и интересными учеными.
На втором курсе руководителем семинара по истории средних веков в нашей группе была Зинаида Владимировна Удальцова, крупный византинист, очень хороший педагог. Именно тогда я понял, что Византия – это то, чем буду заниматься в будущем. Постарался выбрать наименее изученное – период децентрализации империи в XIII-XV вв., эпоху жестокого кризиса и, одновременно, духовного взлета. И начал изучать центр эллинизма на Понте, на перекрестье Запада и Востока – Трапезундскую империю.
Так получилось, что уже защитив кандидатскую диссертацию и готовя книгу, я получил стипендию итальянского правительства в 1977 году и смог работать в архивах Венеции и Генуи, во многих замечательных собраниях средневековых рукописей. Там и обнаружился большой пласт неисследованных архивных документов, и с тех пор каждый год я стремился продолжать работу по поиску, публикации и осмыслению источников, которые находил, направлял туда своих учеников и коллег. Архивные документы касались всего Причерноморья, южных регионов нашей Родины. Архивов периода средневековья в Крыму и Новороссии, как известно не сохранилось. Но есть то, что создавалось в итальянских факториях и было затем сохранено в архивах Венеции и Генуи. Именно поэтому мы потом создали лабораторию истории Византии и Причерноморья.
– Недавно был основан Русский исторический институт, Вы участвовали в этом процессе. Что это за организация?
– До революции существовал Русский археологический институт в Константинополе, руководил им академик Федор Иванович Успенский, один из крупнейших византинистов. Этот институт проделал огромную работу, в том числе им была открыта, например, столица Первого Болгарского царства – Абоба-Плиска, был найден немалый фонд новых источников в Турции, было описано много архитектурных памятников. Институт был известен во всем мире. Когда началась война, в 1914 году, его срочно эвакуировали, часть фондов удалось перевести, часть погибла, часть конфисковала Турция. Таким образом, институт погиб. Многочисленные попытки возродить его оказались бесплодными.
А что происходит сейчас? В Стамбуле есть американский, английский, немецкий, французский, итальянский институты. В Венеции, другом центре мировой культуры, есть греческий, американский, даже румынский, грузинский институты. Нет русского! То есть в тех центрах, которые хранят обильные материалы о нашем прошлом, нет наших исследовательских центров. Поэтому мы неоднократно ставили этот вопрос перед правительством, и сейчас зарегистрирован Русский исторический институт. Его цель – это проведение исследований в тех местах, которые имеют прямую духовную связь с нашей древней историей, той историей, которая меньше всего у нас обеспечена источниками. Эти места: Святая Земля (Иерусалим), Константинополь (Стамбул), Греция и Венеция. Этот институт был создан несколькими организациями – РАН, МГУ, РПЦ и Императорским Православным Палестинским Обществом, руководит которым Сергей Вадимович Степашин. Конечно, мы попали в кризис, и потому работа по его созданию будет длится не один год. Если Россия возобновит свое научное присутствие в мире и сделает это своими силами, а не на чужие гранты – ее авторитет значительно укрепится, а наша научная молодежь получит возможности стажировок, ведения прорывных исследований.
– На собрании коллектива факультета в конце декабря прошлого года обсуждалась интересующая многих проблема нового расписания. Есть какие-нибудь изменения в этом вопросе?
– Дело в том, что есть жесткие нормативы министерства образования, по которым продолжительность одного занятия должна составлять 45 минут, а пары – 1 час 30 минут. На мой взгляд, та система, которая была раньше (1 час 20 минут), была оптимальной. Кажется, 10 минут – это немного, но когда речь идет о 5 парах, это уже час, когда добавляются перерывы, то получается еще больше, и тогда свободного времени у студента остается мало. Второе, о чем я хотел бы сказать, это "скользящий" большой перерыв. Можно сделать так, чтобы перерыв на обед был в разное время для разных курсов, в "окнах" между парами, а перерывы между занятиями были бы сокращены. Но тут есть разные мнения, и я считаюсь с ними. Нам надо это вместе обсуждать и решать.
Знаю, как мало у студентов времени для самостоятельной работы, для посещения библиотек, и поэтому мы предлагаем новый ресурс. У нас уже есть в свободном доступе на нашем сайте самая большая в стране база электронных источников и литературы, но мы не можем включить в нее источники и литературу последних лет издания, которые попадают под закон об охране авторских прав. Мы нашли выход: будем давать каждому студенту свой логин и пароль для входа во внутреннюю замкнутую информационную систему. В этой системе мы разместим отсканированные источники, литературу, учебники, необходимые для занятий, чтобы сэкономить студентам время на поход в библиотеку и на поиск книг. Это будет делаться постепенно, не всё сразу. И с помощью самих студентов. Студент должен знать, что этим ресурсом он пользуется индивидуально, в учебных целях и не имеет права тиражировать материал.
– Можете прокомментировать ситуацию с изучением иностранных языков на факультете? Ходят слухи о введении платных сертификатов о знании языка.
– Не совсем так. Мы предлагаем студентам получить дополнительную квалификацию переводчика. Если говорить откровенно, это, по сути дела, еще одно образование, которое дает новые большие возможности. Для него необходимы некоторые дополнительные ресурсы по оформлению документации и для обеспечения новых филологических курсов, которые не читались на факультете, как, например, теория перевода. Наверное, будет небольшая дополнительная плата за это, несоизмеримая с платой за второе образование. Кроме того, мы не планируем, что все студенты будут обязательно в ней участвовать. Для участия нужны два условия: желание и способности. Если студент учится по иностранным языкам на тройки, зачем ему это получать? Раньше мы давали квалификацию "историк со знанием иностранного языка", кстати, довольно расплывчатую. Действующие образовательные стандарты ее не предусматривают, поэтому мы с помощью ректора, В.А. Садовничего, нашли этот выход из положения. Те студенты, кто сейчас на 4-ом курсе, уже смогут воспользоваться этой возможностью, мне хочется, чтобы это было сделано как можно быстрей. Давайте работать над этим вместе!
– Этим летом вступительные экзамены на истфак проходят только в форме ЕГЭ?
– В основном, в форме ЕГЭ, таков закон. Но проводится и ряд олимпиад. Прежде всего – это поиск талантов, а не путь к поступлению. Но призеры олимпиад будут иметь преимущества, например, победители могут поступить без экзамена на соответствующий факультет, а занявшие 2-3 места могут получить льготы, например, 100 баллов по ЕГЭ. Должен сказать, что я неоднократно выступал и в прессе, и на телевиденье, и в органах власти, где я постоянно говорил, что ЕГЭ по истории – негодный вариант как критерий поступления. ЕГЭ подходит для проверки остаточных знаний, но ЕГЭ не дает возможности выявить творческие способности человека, потому что он предполагает формальный ответ на вопрос, а мы готовим аналитиков. Мы должны видеть, как человек думает, как сопоставляет факты, и это лучше делать в устной беседе. Сейчас наши студенты, между прочим, прекрасно владеют Интернетом, хорошо подготовлены технически, но они зачастую плохо владеют речью, не умеют представить свою работу, вести дискуссии. Устный экзамен, мне кажется, в большей мере обнаруживает общекультурную подготовку, попросту лучше выявляет профпригодность.
– Планируется ли изменение учебных программ в связи с введением Болонской системы или она будет существовать параллельно с 5-летним образованием специалиста?
– Планируется. Я думаю, что 5-летняя программа образования, в принципе, себя не исчерпала, и те, кто по ней учатся сейчас, выйдут "специалистами". Но наше вхождение в Болонский процесс предусматривает двухуровневую систему. Нам удалось отстоять систему "4+2" (а не "3+2"). На первом уровне это будет 4-летний бакалавриат. Он предусматривает базовое историческое образование, но без дальнейшей жесткой привязки к узкой специализации. Желающие идти в науку, получить углубленную подготовку по специальности должны пройти еще два года магистратуры. Аспирантура – это еще более высокий уровень. Она ставит задачу подготовки кандидатской диссертации, творческого вклада в науку. Аспирантура остается пока трехгодичной, как и ранее.
Вопрос в том, каково будет соотношение бакалавриата и магистратуры. Мы хотим, чтобы количество бакалавров и магистров было примерно одинаковым, чтобы каждый человек, который заканчивает бакалавриат, мог учиться дальше. Есть люди, которым это не нужно, они останутся бакалаврами, их место нужно использовать для приглашения в нашу магистратуру лучших бакалавров других вузов. Россия велика. Московский университет – не университет Москвы, а университет России, я всё время это повторяю. Таким образом, мы не снизим образование. В этом году есть особое решение министерства, по которому студенты, которые заканчивают образование по программе специалиста, могут идти в магистратуру. Это будет в этом году, будет ли это в будущем или нет, я не знаю. И там, где кафедры готовы предложить выпускникам-пятикурсникам магистерские программы, они могут этим воспользоваться. Эти места не контрактные, а бюджетные.
– Грядет юбилей факультета. Каким исторический факультет, с Вашей точки зрения, подошел к этой черте, и что его ожидает в будущем?
– Я хотел бы прежде всего всех поздравить с юбилеем. Эта дата определяет новый подход к историческому образованию, который обозначился после решения 1934 года. Но, конечно, прошло много времени, мы накопили большой груз недостатков, при том, что у нас очень много достоинств, которые надо развивать и совершенствовать. Я думаю, что сейчас есть все основания смотреть в будущее с оптимизмом. Наш факультет получил новое и очень хорошее здание, а это новые ресурсные возможности. Но главный ресурс – это люди.
На нашем факультете есть научные школы. Есть светлые головы и талантливые люди. К счастью, их много среди молодежи. Это основа дальнейшего прогресса нашей науки. Думаю, у нас есть все основания полагать, что наша историческая наука не будет стоять на месте, и будет руководствоваться не конъюнктурой, а критериями научной объективности. Но что отличает историка-патриота от историка-нигилиста? И те, и другие говорят о недостатках и бедах, но историк, который любит свою страну, будет писать о них скорбя и будет стараться объяснять, почему это произошло, и как этого избежать. А историк-нигилист просто это констатирует, утрирует и даже смакует. Мы должны изучать и анализировать все наши достижения и все поражения, и история должна объяснять, почему так произошло, и какие есть альтернативы исторического развития, что нужно делать, чтобы не наступать на одни и те же грабли дважды. Ω
Беседовал
Виктор Кириллов.
