8-9 октября 2022 года исторический факультет МГУ представил на Всероссийском фестивале "Наука 0+" серию лекций, которые прошли в поточных аудиториях Шуваловского корпуса, в Фундаментальной библиотеке МГУ и на собственной площадке факультета:
Нажмите на обложку видеозаписи лекции для ее просмотра
Создание новой пространственной урбанистической среды стало в Советском Союзе 1920-х гг. важнейшим направлением не только дизайнерских, архитектурно-проектных и декоративных разработок, но и научно-технического поиска в самых разных направлениях – совершенствования прочности строительных материалов, оптимизации самого процесса возведения зданий (особенно высокоэтажных), использования инновационных технических устройств для облегчения строительного труда и достижения прежде недоступных возможностей, организации рабочей и рекреационной территорий здания и их оптимального сочетания, стремления к максимально эргономичному использованию помещений. При этом указанная техносфера органично увязывалась со стилевыми и художественными чертами авангарда и во многом ими и определялись. Советский архитектурный авангард как наследник наиболее радикальных течений русской культуры Серебряного века и – шире – европейского модерна конца XIX – начала XX в. представлял собой амбициозный проект создания принципиально новой среды обитания нового человека социалистической эпохи. Несмотря на декларируемые советским архитектурным авангардом утилитаризм, прагматизм и интернационализм, многие сооружения 1920-х гг., особенно наиболее известные и возведенные мастерами этого направления, содержали в себе и элементы русской культуры, в том числе мифические конструкции традиционного сознания. Эта особенность относится и к советской индустриальной архитектуре, когда пространство производства, машинного труда и превращения сырья или заготовок в те или иные изделия скарализовывалось в советской культуре, воспринималось как место, с которого начнется обновление всего мира и его превращение в единый глобальный цех. Подобный взгляд на человека и на созданную для него постройку очевиден в проектах Константина Мельникова, Ивана Николаева, братьев Весниных, Моисея Гинзбурга, Григория Бархина и других мастеров, работавших в стиле авангарда.
Элементы русского стиля в изобразительном искусстве и архитектуре начинают появляться еще в конце XVIII в. Этот процесс развивался в соответствии с тенденциями европейской культуры, в которой в это же самое время возникают черты сентиментализма и первые проявления романтизма (как ответная реакция на картину мира, предлагаемую Просвещением). Во многом аналогичная ситуация стала складываться и несколькими десятилетиями позже, когда появился и стал интенсивно набирать силу европейский модерн (как апелляция к традиции в пику классицистической эстетике и связанному с ней мировоззрению). При этом интерес к традиционному, домодерному в широком смысле этого слова подчас актуализировал внимание не только к христианскому Средневековью, но и к дохристианской Античности или синкретическим эллинистическим культурам. В этом смысле русский стиль конца XIX – начала XX в. развивался в русле общеевропейской тенденции, только его идейными и художественными ориентирами была традиционная русская культура – как правило, средневековая, но вместе с тем имелся интерес и к дохристианскому славянскому прошлому. Как и современный ему европейский модерн, русский стиль не только не отрицал научно-технические достижения, но и активно их использовал: включал в свои образы, декорировал, пытался придать им специфические стилевые особенности. Этот процесс не только происходил в сфере дизайна – новейшие на тот момент научно-технические достижения активно использовались и при создании артефактов в русском стиле. Ни выдающиеся архитектурные памятники, ни предметы ювелирного искусства, ни сама мода на русскую традиционную образность не состоялись бы без задействования при их создании и распространении инноваций в естественных науках и инженерном деле. Инновации содействовали одновременно и развитию русского стиля, и его мифологизации, и превращению в культурный ориентир для разных слоев общества. Важнейшим элементом русского стиля стала и его социальность – этот вызов переживала на рубеже веков также вся европейская культура.
Планы о строительстве железнодорожной магистрали, которая могла бы соединить европейскую и азиатскую части Российской империи, приобрели практическую значимость в 1870-х гг., когда были начаты соответствующие изыскания. В 1890 г. по инициативе Александра III Особое совещание решило вопрос о будущем Сибирской железной дороги. Окончательное решение о постройке Великого Сибирского рельсового пути было утверждено рескриптом Александра III в марте 1891 г., а начальным пунктом пути в Сибирь стал Челябинск. Закладка Великого Сибирского пути произошла 19 мая 1891 г. Известная фотография запечатлела наследника цесаревича Николая Александровича с первой тачкой земли для возведения здания вокзала г. Владивостока. И строительство Транссиба, и сама железная дорога сыграли значимую роль в экономическом и социально-демографическом развитии Сибири и Дальнего Востока в конце XIX – начале XX в. Длина магистрали составила 9288 км – это самая длинная железная дорога в мире. Высшая точка пути – Яблоновый перевал – находится на высоте 1019 м над уровнем моря. Изучение истории этого масштабного инфраструктурного проекта позволяет ответить на целый ряд вопросов. Как удалось построить такую протяженную магистраль, пересекающую десятки рек и горные местности, за столь короткое время? Почему затраты на строительство одной версты Транссиба различались на семи участках дороги весьма сильно – до восьми раз? Как поезда преодолевали Байкал в первые годы эксплуатации Транссиба, до пуска Кругобайкальской железной дороги? Как ввод в действие Транссиба повлиял на переселенческое движение из губерний Европейской России в Сибирь? Какие изменения произошли в торговле с Китаем в результате строительства и эксплуатации дороги? Современные цифровые технологии открывают новые перспективы для изучения пространственных аспектов истории Транссиба. Среди них, например, использование ГИС-карт Транссибирской железнодорожной магистрали или различных открытых картографических сервисов, в том числе дающих доступ к спутниковым снимкам Земли.
При раскопках античных памятников исследователи сталкиваются с огромным количеством и разнообразием археологических источников. Но одним из наиболее массовых является керамика, что связано с поразительной широтой ассортимента гончарных изделий в эту эпоху: от емкостей для хранения и перевозки продуктов до строительных материалов и осветительных приборов, от грубых сосудов для приготовления пищи до элегантных кубков для вина и миниатюрных парфюмерных флаконов. Как в самой Греции, так и в других областях Средиземноморья и Причерноморья, где расселились греки, глина была одним из самых легкодоступных сырьевых ресурсов. Следствием этого можно считать появление большого числа производственных центров, некоторые из которых (например, Афины) стали крупнейшими экспортерами своей продукции не только в большинство греческих полисов, но и за пределы античной ойкумены в граничащие с ними варварские земли. Другие обеспечивали только себя и близлежащие территории. Распространению тарных амфор способствовало массовое производство вина, оливкового масла и прочих товаров, транспортировавшихся с их помощью. Благодаря раскопкам последних лет выявлены десятки мастерских в Малой Азии, Македонии, Фракии, что позволяет более полно реконструировать процессы изготовления всех типов гончарных изделий. Многообразие форм и назначений сосудов, а также хорошее знание античными мастерами свойств глин обусловили применение различных техник формовки сосудов и обработки их поверхностей. Литературные свидетельства об этом процессе чрезвычайно скудны. Однако комплексный подход с применением как традиционных археологических методов изучения керамики, так и химико-технологических исследований, с привлечением этнографических и других данных существенно расширили наши знания о приемах керамического производства в античную эпоху. Полученная в результате подобных междисциплинарных исследований новая информация позволяет уточнить имеющиеся представления не только о ремесленном производстве, но и о других сферах жизни античного общества.
Мы знаем о том, что древние люди рисовали в пещерах. Рисовали мамонтов, шерстистых носорогов, бизонов, лошадей и других животных, которых и добывали, и использовали в пищу, а для удачи на охоте, собственно, и требовалось будущую добычу сначала изобразить на стене пещеры. Со времени появления этих научных мифов прошло достаточно времени и, с одной стороны, современная наука знает теперь неизмеримо больше, но старые заблуждения продолжают жить своей жизнью. С другой стороны, учёные ведут жаркие дебаты и не могут договориться между собой даже о том, кто начал первым осуществлять изобразительные практики в пещерах – неандертальцы или люди современного вида. Новые результаты изучения погребений и подземных святилищ стали основой для масштабных споров о возможности существования элиты как социального явления в эпоху последнего Ледникового периода, хотя мейнстримом остаётся эгалитарность как основа общества охотников и собирателей до неолитической революции.
Социальный конфликт – одно из ключевых понятий в общественных науках. Особое значение в условиях цифровизации и медиатизации общества приобретает влияние медиакоммуникационных технологий на развитие конфликта. Теория социальной ответственности СМИ утверждает, что медиа должны оставаться сторонним наблюдателем в процессе социального конфликта, стремиться к объективности. Развитие этой нормативной теории приводит к пониманию того, что СМИ должны напрямую включаться в разрешение социальных противоречий и способствовать гармонизации общественных процессов. Вместе с тем изучение практического опыта функционирования медиа в условиях конфликтов позволило сформировать теоретическое положение о частой деструктивной роли медиа в эскалации конфликта за счет применения разнообразных стратегий медиарепрезентаций. Манипуляция фактами, производство и алгоритмическое распространение фейков – наиболее часто встречающаяся стратегия медиарепрезентации в условиях освещения конфликтов. Цифровому медиадискурсу свойственны коммуникативные агрессии (троллинг, буллинг и т.п.), поляризация, призыв к мобилизации. Развитие конфликта в медиакоммуникационной среде может быть направлено как на позитивное посредничество, миротворчество, так и на деструкцию, что определяет суть медиакоммуникационной стратегии.
Нажмите на афишу для получения подробной информации о лекции