Ритуальный танец древних майя в монументальных текстах Сийахчана (вторая половина VIII в. н. э.).
Токовинин А.А.
(Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова)
Многочисленные колониальные и современные этнографические свидетельства показывают, что для майя танец был и остается одной из важнейших форм выражения религиозных представлений, культурной идентичности и исторического опыта. Поэтому реконструкция ритуальных танцев остается важной задачей, стоящей перед исследователями культуры майя классического периода (250-900 гг. н. э.). В данном случае, царские надписи становятся основным историческим источником с начала 90-х гг., когда эпиграфисту Н. Грюбе удалось прочесть блок
T516.103, как ’AK’OT-(ta) (’AK’-ta) ’ak’ot (’ak’ta’) “танец”, и сгруппировать упоминания о ритуальных танцах по нескольким категориям [2].Значительное количество надписей (более 15), посвященных ритуальному танцу, происходят из городища Йашчилан (бассейн р. Усумасинта), столицы царств Сийахчан и Пет. Большинство текстов датируются второй половиной
VIII в. н. э., когда неспокойная внутриполитическая обстановка в правление Йашун-Балама IV, пришедшего к власти после десяти лет “междуцарствия”, требовала консолидации элиты, в том числе, посредством публичных ритуальных действ, основным из которых стал танец, запечатленный в изображениях и текстах на стелах и притолоках. Царские надписи Йашчилана представляют практически все основные разновидности ритуальных танцев: танцы с посохами “шукпи”, “хасав-чан”, “чак-к’ат” и танец “взятия к’авиля”.“Взятие к
’авиля” - важнейшая часть церемонии восшествия на престол во всех царствах майя. В Сийахчане этот ритуал приобрел вид особого танца, буквально “танца взятия”. К’авиль - имя одного из общемайяских божеств классического периода (Бог K [6, с. 70-76]), а также обозначение основной царской инсигнии - скипетра в виде фигурки этого бога, - передача или принятие которой символизировали переход верховной власти к царю-преемнику [2, с. 208-210]. Причем, если к’авиль - это название царского скипетра как такового, то отдельные к’авили имели собственные имена [подробнее см.: 2, с. 210]. Йашун-Балам IV брал к’авиль в танце при воцарении 3 мая 752 года (о дате последнего нам известно по текстам на стелах 11, 12 и притолоке 30 [5, с. 237, 238; CMHI, 3:69]), а затем повторял ритуал в начале каждого пятого года от даты восшествия на престол (надписи на притолоках 3 и 52).Значительно сложнее интерпретировать практически идентичные тексты на притолоках 32 и 53. Примечательно, что изготовление обеих датируется 760-70-ми годами
[5, с. 172-173, 262], тогда как повествуют они о танце взятия к’авиля, который якобы совершил Ицамнах-Балам III в присутствии матери Йашун-Балама IV, Иш-Ух-Чаниль, 29 октября 709 г. Отсутствует всякая логическая связь с воцарением Ицамнах-Балама III в 681 г. На возможное объяснение указывает сходство с текстом на притолоке 1: в обоих случаях правящий царь берет к’авиль в сопровождении матери будущего царя (на притолоке 1 спустя 75 дней после родов, на притолоках 32 и 53 - спустя 63 дня). Можно предположить, что происходит проекция событий 752 года, на год рождения Йашун-Балам IV и создается “идеальная” преемственность в ритуалах двух супружеских пар - Йцамнах-Балама III - Иш-Ух-Чаниль и Йашун-Балама IV - Иш-Чак-Чам.Танец с посохом “шукпи”, как видно из текста на притолоке 2, также напрямую увязывался с датой воцарения Йашун-Балама
IV, но с окончанием пятилетия царствования, а не с началом каждого пятого года.Наибольшее внимание исследователей неизменно привлекал танец с посохом “хасав-чан”, упомянутый в надписях на притолоках 9, 33 и 50, а также на стеле 11
[CMHI, 3:29, 3:75, 3:109; 5, с. 237]. Во всех случаях (кроме притолоки 50, где дата не сохранилась) ритуал приходится на день летнего солнцестояния [5, с. 273, 276]. И в XX веке традиционные общины майя - ч’орти приурочивают к этому дню церемонии, связанные с максимальным смещением солнца к северу, началом следующей половины солнечного года и сменой особых “жрецов”, которая происходит раз в 18 месяцев [4, с. 87]. Кроме того, вслед за летним солнцестоянием в сезоне дождей наступает перерыв, во время которого крестьяне производят повторный сев [4, с. 88].Внимание эпиграфистов привлекал именно сюжет со сменой “жрецов”: танец Ицамнах-Балама
III (за год до смерти в возрасте примерно 95 лет) и Йашун-Балама IV с посохами хасав-чан 26 июня 741 г., изображенный на стеле 11, интерпретировался, как свидетельство получения Йашун-Баламом IV важных жреческих полномочий еще при жизни предшественника, вероятно, сфальсифицированное [4, с. 89-91; 1, с.87-92]. Можно лишь предполагать, каким был статус будущего Йашун-Балама IV в 741 году. Примечательно, что последний, судя по тексту на притолоке 9, танцевал с посохом хасав-чан в июне 768 г. (за год или в год своей смерти) не с сыном и наследником Челет-Чан-К’ихничем (Ицамнах-Балам IV), а с его дядей по матери, сахалем Чак-Чамом, который (если согласиться с вышеупомянутой интерпретацией события 741 г.) и принял соответствующие жреческие обязанности, позднее передав их наследнику.Ритуальные функции самого танца остаются в тени гипотетических должностных перемещений. К. Тейт предположила, что танец с посохом хасав-чан был кульминацией церемоний по случаю максимального смещения солнца на север
[5, с. 96]. Н. Грюбе, напротив, отмечает господство военных мотивов в костюмах танцующих, предполагая, что хасав-чан мог быть разновидностью боевого штандарта [2, с. 207-208]. Перевод названия посоха, как “он расчищает небо”, скорее указывает на связь танца с аграрным календарем и обрядами, с уходом облаков и наступлением долгожданного перерыва в сезоне дождей.Особенность ритуального танца в Сийахчане - наличие дополнительных участников, что придает танцу характер важного социально-политического действа. Причем, в ходе одного и того же танца участники могли меняться: в надписи на притолоке 6 Йашун-Балама
IV сопровождает сахаль К’ан-Ток-Вайаб, тогда как на притолоке 43 [CMHI, 3:95], посвященной тому же событию, фигурирует одна из жен царя (из царского дома Хишвица). Демонстрации “приближенности” отдельных сахалей к персоне царя, соучастия в важнейших обрядах - характерная черта периода правления Йашун-Балама IV и Ицамнах-Балама IV. Особый статус придается наследнику, его матери и дяде (по всей видимости, то, что Иш-Чак-Чам стала матерью наследника, способствовало возвышению всего “клана” Чак-Чам). Судя по надписи на притолоке 2, Челет-Чан-К’ихнич принимал участие в ритуальных танцах, начиная с 5 лет. Причем, не как “наследник”, ch’ok или ba:h ch’ok, что вполне типично [3, с. 25-27], а как “царь”. Последнее указывает либо на позднюю датировку текстов (после смерти отца), либо на какой-то аналог соправительства, установленный Йашун-Баламом IV, чтобы укрепить позиции наследника.