АУСПИЦИИ РИМСКИХ ЦЕНЗОРОВ.
Я. В. Мельничук.
Московский Университет им. М.В. Ломоносова.
И в зарубежной (Г.Виссова, Т.Моммзен, П.Виллемс, Я.Суолахти, Де Франчиши, П.Каталано, Й.Бляйкен), и в отечественной (Н.Боголепов, Н.И.Миницкий, И.Л.Маяк) историографии прочно закрепилась точка зрения, согласно которой цензоры обладали правом на
auspicia maxima [1]. Тем не менее эта тема вновь возникла при обсуждении одного из докладов секции “История римского государственного права” на XII Сергеевских чтениях (2001) в связи с тем, что auspicia maxima приписывались цензорам на основании единственного пассажа из “Аттических ночей” А. Геллия (XIII.15.4). Следуя Геллию, германские и отечественные историки дореволюционного времени делали вывод о том, что auspicia censoria имели характер maxima et impetrativa. Поэтому вопрос должен быть поставлен следующим образом: действительно ли цензоры обладали auspicia maxima и если да, то находит ли это подтверждение в трудах других древних авторов?1. Одним из косвенных доказательств наличия у цензоров
auspicia maxima является тот факт, что плебеи фактически до 351 г. (Liv.VII.22.9) не имели возможности претендовать на должность цензора, и это при том, что цензоры были магистратами sine imperio (Zon.VII.19). Реальный доступ плебеев в цензуру в 351 г. открылся, на наш взгляд, только после того, как в 367 г. плебеи были кооптированы в коллегию X-viri sacris faciundis. Видимо, всё же за плебеями, занимавшими до 367 г. единственно для них возможную должность консулярных трибунов (ТМСР), следует признать ius auspiciorum, но не в объёме auspicia maxima. В противном случае, зачем плебеи так активно добивались доступа к консулату (что им мешало реализовать свои стремления в рамках магистратуры ТМСР, предполагавшей равные консулам полномочия?) и цензуре, и почему ни один плебей из числа ТМСР не получил права на триумф, для проведения которого требовались auspicia maxima? Думается, именно обладание цензорами auspicia maxima являлось препятствием для плебеев при доступе в цензуру (плебеи, допущенные к должности ТМСР, несомненно обладали какой-то низшей формой ауспиций (очевидно, auspicia minora). Характерно, что в борьбе с плебеями патриции до 367 г. часто использовали право ауспиций - auspicia maxima - и спекулировали по поводу гнева богов из-за попыток плебеев занять магистратуру (Liv. III.17.11-12; IV.3.8; V.3.5; V.14.4; VI.11).2. После этого предварительного замечания следует обратиться к главному источнику по вопросу об ауспициях цензоров - Геллию (l.c.). Отметим, что Геллий, говоря о различного рода ауспициях, ссылается на книгу “Об ауспициях” авгура
М. Валерия Мессалы, консула 53 г. до н.э. Именно авгуры были главными экспертами по ауспициям. Итальянский правовед Каталано писал, что в V в. до н.э. “ауспиции были чётко разграничены и это разделение легло в основу авгурального права”.Геллий (l.c.) отмечает, что ауспиции патрициев были разделены между двумя уровнями власти (
patriciorum auspicia in duas sunt divisa potestates). То есть auspicia напрямую были связаны с понятием potestas (а не в узком смысле с imperium!). Кроме того, maxima [auspicia] sunt consulum, praetorum, censorum (l.c.). Здесь Геллий говорит не о par potestas (равной власти), а о некотором подобии potestates этих магистратов, исходя из принадлежавших каждой из высших коллегий auspicia maxima.В то же время Й. Бляйкен констатирует, что понятие
par potestas датируется в традиции 367/66 гг., т. е. временем “великого примирения” патрициев и плебеев, тогда как самое понятие potestas существовало как в частной, так и в публичной сфере задолго до создания института par potestas. Т.о., par potestas (и, если угодно, “pares” auspicia) следует отнести, на наш взгляд, не столько к признанию равновластия консулов, преторов и цензоров в сфере potestas, сколько равноправия патрициев и плебеев в области auspicia. Бляйкен, комментируя пассаж Геллия, отмечает, что “не столько консулы ссорились с цензорами по поводу ауспиций, сколько преторы с консулами, хотя преторы имели менее значительный по сравнению с консулами империум”. Т.е. патриции, ратовавшие за учреждение должности претора, хотели, т.о., посредством преторских ауспиций, ставших pares по отношению к консульским, помешать плебейским консулам проводить свою линию в сфере potestas. И наоборот, цензоры не вмешивались в ауспиции консулов и преторов, но лишь сами друг другу мешали в проведении ауспиций (censores inter se ...vitiant...- Gell. l.c.). На отличие цензорских ауспиций от консульских и преторских указывает следующее замечание Геллия (или самого Мессалы Руфа): Censores neque non eodem rogentur auspicio atque consules et praetores (l.c.). Однако, из этого пассажа можно вывести, что цензоры имеют отношение к auspicia maxima ни сколь не менее, чем консулы и преторы; и полного противопоставления (= atque) первых двум последним здесь не наблюдается. Оно содержится в следующей фразе: Reliquorum magistratuum minora sunt auspicia; тогда как выше сказано, что maxima sunt consulum, praetorum, censorum. Т.о., по крайней мере для 1 в. до н.э. нельзя отрицать наличие у цензоров auspicia maxima. Но у сторонников противоположной точки зрения может быть ещё один повод возразить против цензорских auspicia maxima: отсутствие у цензоров империя. Такого рода возражения попытался опровергнуть Й.Бляйкен. Основной постулат германского историка состоит в том, что поскольку в компетенцию цензоров входили люструм и ценз, постольку для проведения этих полувоенных мероприятий требовались auspicia maxima. Исходя из свидетельства Цицерона (leg. agr. II.26) о том, что, хотя цензоры принадлежали к числу высших магистратов, для их избрания требовалась санкция (sententiam ferre) лишь центуриатных комиций, исследователь отмечает тот факт, что цензорам приходилось иметь дело с войском только domi, и для этого не нужен был куриатный закон de imperio. Или (второй вариант) центуриатный закон мог во многом копировать более древний куриатный. А поскольку цензоры не являлись правоприемниками царя, для них куриатный закон о наделении хотя бы auspicia maxima был не обязателен. Кроме того, трудно предположить, что попытки реконструировать lex centuriata de censura с тем, чтобы согласовать нормы абстрактной римской “конституции” с данными источников, увенчаются успехом.3. Конечно, у нас есть необходимые свидетельства того, что цензоры обладали
auspicia maxima (Gell. XIII.15.4), и что они и без lex curiata входили в число высших магистратур (Cic.l.с.; cf.: o креслах: Liv.XL.45.8); однако, есть ещё некоторые косвенные данные, свидетельствующие в пользу нашего тезиса. Как известно, обязанности ценза - т.е. смотра войска (первый случай militiae в компетенции цензоров) с последующей оценкой имущества общинников, а так же люструма - обряда очищения войска, завершавшегося шествием вооружённых cives с цензором во главе (второй случай), - ранее принадлежали царям (Liv. I.42-44). Далее, обязанности люструма после 509 г. не были переданы царю священнодействий или понтификам, “наследовавшим” сакральные обязанности царя (cf.: Liv. II.2.2). Полномочия ценза и люструма с начала Республики de facto вошли в компетенцию верховных магистратов; в 443 г. исполнение этих функций было возложено на цензоров, чтобы плебеи из числа ТМСР ни в коем случае не могли претендовать на проведение священнодействий. Мы настаиваем на определении ценза и люструма как “священнодействия”, поскольку именно из этих обязанностей проистекала священная власть цензоров (Cf.: Polyb. VI.53; Liv. XLII.3.3: auctoritate censoria sociis deterritis id sacri legium prohibere; Dionys. IV.22: ‘i e r w t a t h ’a r c h ` ; Cic. Sest. XXV. 55: sanctissimus magistratus; Plut. Cam. II.2; XIV.1; Athen. Naucrat. hyрnosoph. XVII.79 (p.660C.)). Аuspicia maxima были важнейшей частью священной власти цензоров: на основании сакральных законов (sacrilegium) им разрешалось проводить самый главный государственный обряд - lustrum, с принесением священной жертвы suovetaurilia (когда-то обязанность царей), строить и освящать храмы (Liv. XLII.3.1ff; Val. Max. I.1.20), сдавать подряды на кормление священных гусей и на покраску статуи Юпитера (Plut.R.Q.98; Plin.NH. XXXIII. 36.111). Итак, на наш взгляд, цензоры уже с 443 г., со времени обретения полномочий lustrum и census, обладали auspicia maxima. Видимо, до 280 г. у цензора-плебея не было полномочий (их определял Сенат?) для проведения люструма. Длительный промежуток времени между первым занятием плебеем должности цензора (351 г.) и проведением люструма можно объяснить перипетиями борьбы сословий в том числе и в сакрально-правовой сфере.[1]: Wissowa. Auspicium//RE.1927.4. 2580f; Item: Rel. u. Kult.(1912) S.386ff, 523ff; Mommsen. RSt.1.S.73-114; De Francisci. Intorno alla natura e alla storia dell’auspicium...// Studi E.Albertario.1. Milano, 1953. P.399ff; Catalano P. Contributi allo studio del diritto augurale. Torino,1960; Bleicken. Zum Begriff d. rö m. Amtsgewalt...Gö tt., 1981. S. 20-33; Боголепов Н. Учебник ист. рим. права.(1907) С.104-15; Миницкий Н. Отношение патрициев...//Вопр. ист. древ. мира и ср. веков. Минск,1974. С.46-63; Маяк И.Л. Понятия власти...// Jus Antiquum. 1(3).1998. C. 18.