Культы Тахт-и-Сангинского храма (Cеверная Бактрия) в
III-II вв. до н. э.Коровчинский И. Н.
МГУ им. М. В. Ломоносова
Храмовое здание на городище Тахт-и Сангин (юго-запад современного Таджикистана, возле слияния рек Вахша и Пянджа, образующих Амударью) было открыто еще в 1976 г. Тем не менее, до сих пор не был проведен комплексный анализ сделанных там находок, который мог бы дать убедительный ответ на вопрос, какой культ или культы отправлялись в храме в эпоху эллинизма (не говоря о значительно хуже изученной кушанской эпохе, которую мы здесь рассматривать не будем).
Правда, ряд шагов в этом направлении уже был предпринят основными исследователями храма – Б. А. Литвинским и И. Р. Пичикяном. Поскольку с точки зрения архитектуры храм, построенный, скорее всего, между 293 и 281 гг. до н. э. [2, с.367-368], в целом мало отличается от иранских храмов эпохи Ахеменидов, и в его боковых крыльях обнаружены алтари огня [2, с.135-282], был сделан вывод о связи храма с местной, бактрийской религией. Этому не противоречило даже обнаружение на площади перед храмом остатков статуи в греческом стиле (от нее сохранились ступни)[2, с.123] и множества мелких изображений греческих божеств внутри храма. Одно из этих последних (статуэтка Марсия – божества одноименной реки в Малой Азии) сопровождалось греческой надписью ?υχήν ’ανέθηκεν ’Ατροσώκης ’Όξωι (“?ξ обету посвятил Атросок Оксу”). Это позволило сделать вывод, что статуэтка в действительности изображала не Марсия, а Окса (Вахшу) – бога реки Амударьи; следовательно, перед нами типичный случай, когда древние иранцы, не имевшие собственной антропоморфной иконографии божеств, изображали их в виде отождествленных с ними греческих [2, с.304-305].
Тем не менее, эта же находка заставила исследователей пойти по ложному пути, не попытавшись проанализировать семантику других изображений и однозначно определив храм как “храм Окса”. Лишь недавно Б. А. Литвинский обратил внимание на то, что наличие в храме двух алтарей, двух постаментов для статуй и двух алтарей перед входом в него дает основание предполагать, что там почитались два божества, однако не смог с уверенностью сказать, каких именно [2, с.362]. Следует, однако, обратить внимание на найденные в храме статуэтку Аполлона, пластину с изображением Гелиоса и рукояти ритуальных мечей с вырезанными на них Гераклом, борющимся с Ахелоем, и Александром-Гераклом. В Греко-Бактрии и Аполлон-Гелиос[5, с.280-281], и Геракл отождествлялись с Митрой, так что именно его культ можно считать вторым культом храма. Одной из функций Митры было покровительство водам и рекам (Yt X, 14, 61).
Поскольку в греческих мифах образ Ахелоя тесно связан с образом быка, чей облик тот способен принимать (
Soph., Trach., 11-13, 507-510), то можно провести аналогию между этим его изображением и гравировкой на перстне 105 из Амударьинского клада (Британский музей), где Вахшу представлен в облике человекобыка. На этот факт обращал внимание еще И. Р. Пичикян, предположивший, что и под тахт-и-сангинским Ахелоем следует понимать Вахшу-быка[3, с.177]. Кроме того, здесь возможна связь с митраистской тавроболией. Не случайно, что примерно в 150 км к западу от Тахт-и Сангина, в Кара-Камаре были открыты 2 митреума плененного Аполлинариева легиона (I в. н. э.), благодаря которому митраизм проник в Рим. В этих митреумах также были найдены надписи с именами Митры и Вахшу [4, с.140-145].Бык в римском митраизме символизировал весну (ср. созвездие Тельца) и воду. Одержав верх над ним, Митра, связанный с огнем и летом (животное Митры – лев, ср. созвездие Льва), вызывает к жизни культурные растения, прорастающие из тела и крови быка. Наличие аналогичных представлений в Средней Азии подтверждается рельефом на этот сюжет, найденным на хорезмийском городище Калалы-Гыр 2 [1, с.137-138]. Правда, вместо быка там фигурирует олень, но памятники звериного стиля показывают, что такая замена была возможна. Нужно вспомнить, что в Средней Азии до недавнего времени в начале лета, по окончании чистки каналов и перед началом засушливого сезона приносился в жертву скот (предпочтительно, бык), чьей крови позволяли стечь в источник или канал. Считалось, что это уберегает поля от засухи и увеличивает их плодородие. Бируни в “Памятниках минувших поколений” пишет, что праздник в честь Вахшу – Вахш-Ангам - справлялся 10 аспандармаци (27 мая)[2, с.304], что примерно совпадает со сроками окончания чистки каналов. Тахт-и Сангин же был идеальным местом для обеспечения таким способом плодородия всей долины Амударьи, ибо именно там зарождалась эта река. Скорее всего, в Тахт-и Сангине поздней весной на месте слияния рек также закалывался бык. Можно сделать вывод, что в основе этого ритуала лежал миф об убийстве Митрой либо самого Вахшу в образе быка,
либо его двойника-дэва. Ср. с эпосом о Давиде Сасунском, где Митра (Мгер) убивает черного быка, и с Тиштр-яштом, где божества Растений и Вод, подвластные Митре (Yt X, 100), помогают водному божеству Тиштрйа, предстающему в образе белого коня, победить дэва Апаошу, явившегося как черный конь, и освободить таким образом воды (Yt VIII, 20-29). Римские легионеры, познакомившись с мифом о Вахшу в Бактрии, впоследствии переосмыслили его в духе позднеантичного оккультизма.Кроме семантически повторяющихся изображений (Марсий – Ахелой, Геракл – Гелиос – Аполлон) в храме найдены единичные изображения Кибелы и водяной нимфы ихтиокентаврессы. Под первой, возможно, следует понимать Спэнта-Армаити – богиню земного плодородия. В месяц, посвященный ей, справлялся Вахш-Ангам. Ихтиокентавресса – это, скорее всего, “водяной конь”, низший дух, подвластный Вахшу. В таджикском фольклоре представление о подобных существах сохранилось до нашего времени[2, с.316-318]. Культ этих божеств, вероятно, имел для храма второстепенное значение, и им не были посвящены особые алтари огня и крупные статуи.
Обнаружение в храме фрагментов статуй Селевка
I и Антиоха I указывает на то, что там отправлялся также царский культ. Аполлон считался покровителем династии Селевкидов; в то же время Антиох I, провозгласивший себя воплощением этого бога, будучи по матери согдийцем, едва ли был равнодушен к отождествлению его с Митрой. Став в 293 г. соправителем отца на Востоке, он активно занялся строительством в Средней Азии (ср. сообщение Страбона о возведении им стен Мерва – Strabo, XI, 10, 2) и не мог обойти стороной столь важный для соплеменников его матери культ вод Амударьи, возведя для его отправления подобающий храм. Установка в нем статуй обоих царей-соправителей должна была упрочить союз Селевкидов с непокорной бактрийской и согдийской знатью, связав династийный культ с культом Митры, почитаемого последней.Библиография:
1. Вайнберг Б. И. Олень в глиптике древнего Хорезма. – ВДИ, 2000, N 3.
2..Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Эллинистический храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Т.1. М., 2000.
3.Пичикян И. Р. Культура Бактрии (ахеменидский и эллинистический периоды). М., 1991.
4.Ртвеладзе Э. В. Из недавних открытий Узбекистанской искусствоведческой экспедиции в северной Бактрии – Тохаристане. – ВДИ, 1990, N 4.
5.Сердитых З. В. Об одном из вариантов иконографии Митры. – Проблемы античной культуры. М., 1986.
Культы Тахт-и-Сангинского храма (северная Бактрия) в III-II вв. до н. э.
Коровчинский И. Н.
МГУ им. М. В. Ломоносова
Храмовое здание на городище Тахт-и Сангин (юго-запад современного Таджикистана, возле слияния рек Вахша и Пянджа, образующих Амударью) было открыто еще в 1976 г. Тем не менее, до сих пор не был проведен комплексный анализ сделанных там находок, который мог бы дать убедительный ответ на вопрос, какой культ или культы отправлялись в храме в эпоху эллинизма (не говоря о значительно хуже изученной кушанской эпохе, которую мы здесь рассматривать не будем).
Правда, ряд шагов в этом направлении уже был предпринят основными исследователями храма – Б. А. Литвинским и И. Р. Пичикяном. Поскольку с точки зрения архитектуры храм, построенный, скорее всего, между 293 и 281 гг. до н. э. [2, с.367-368], в целом мало отличается от иранских храмов эпохи Ахеменидов, и в его боковых крыльях обнаружены алтари огня [2, с.135-282], был сделан вывод о связи храма с местной, бактрийской религией. Этому не противоречило даже обнаружение на площади перед храмом остатков статуи в греческом стиле (от нее сохранились ступни)[2, с.123] и множества мелких изображений греческих божеств внутри храма. Одно из этих последних (статуэтка Марсия – божества одноименной реки в Малой Азии) сопровождалось греческой надписью ?υχήν ’ανέθηκεν ’Ατροσώκης ’Όξωι (“?ξ обету посвятил Атросок Оксу”). Это позволило сделать вывод, что статуэтка в действительности изображала не Марсия, а Окса (Вахшу) – бога реки Амударьи; следовательно, перед нами типичный случай, когда древние иранцы, не имевшие собственной антропоморфной иконографии божеств, изображали их в виде отождествленных с ними греческих [2, с.304-305].
Тем не менее, эта же находка заставила исследователей пойти по ложному пути, не попытавшись проанализировать семантику других изображений и однозначно определив храм как “храм Окса”. Лишь недавно Б. А. Литвинский обратил внимание на то, что наличие в храме двух алтарей, двух постаментов для статуй и двух алтарей перед входом в него дает основание предполагать, что там почитались два божества, однако не смог с уверенностью сказать, каких именно [2, с.362]. Следует, однако, обратить внимание на найденные в храме статуэтку Аполлона, пластину с изображением Гелиоса и рукояти ритуальных мечей с вырезанными на них Гераклом, борющимся с Ахелоем, и Александром-Гераклом. В Греко-Бактрии и Аполлон-Гелиос[5, с.280-281], и Геракл отождествлялись с Митрой, так что именно его культ можно считать вторым культом храма. Одной из функций Митры было покровительство водам и рекам (Yt X, 14, 61).
Поскольку в греческих мифах образ Ахелоя тесно связан с образом быка, чей облик тот способен принимать (
Soph., Trach., 11-13, 507-510), то можно провести аналогию между этим его изображением и гравировкой на перстне 105 из Амударьинского клада (Британский музей), где Вахшу представлен в облике человекобыка. На этот факт обращал внимание еще И. Р. Пичикян, предположивший, что и под тахт-и-сангинским Ахелоем следует понимать Вахшу-быка[3, с.177]. Кроме того, здесь возможна связь с митраистской тавроболией. Не случайно, что примерно в 150 км к западу от Тахт-и Сангина, в Кара-Камаре были открыты 2 митреума плененного Аполлинариева легиона (I в. н. э.), благодаря которому митраизм проник в Рим. В этих митреумах также были найдены надписи с именами Митры и Вахшу [4, с.140-145].Бык в римском митраизме символизировал весну (ср. созвездие Тельца) и воду. Одержав верх над ним, Митра, связанный с огнем и летом (животное Митры – лев, ср. созвездие Льва), вызывает к жизни культурные растения, прорастающие из тела и крови быка. Наличие аналогичных представлений в Средней Азии подтверждается рельефом на этот сюжет, найденным на хорезмийском городище Калалы-Гыр 2 [1, с.137-138]. Правда, вместо быка там фигурирует олень, но памятники звериного стиля показывают, что такая замена была возможна. Нужно вспомнить, что в Средней Азии до недавнего времени в начале лета, по окончании
чистки каналов и перед началом засушливого сезона приносился в жертву скот (предпочтительно, бык), чьей крови позволяли стечь в источник или канал. Считалось, что это уберегает поля от засухи и увеличивает их плодородие. Бируни в “Памятниках минувших поколений” пишет, что праздник в честь Вахшу – Вахш-Ангам - справлялся 10 аспандармаци (27 мая)[2, с.304], что примерно совпадает со сроками окончания чистки каналов. Тахт-и Сангин же был идеальным местом для обеспечения таким способом плодородия всей долины Амударьи, ибо именно там зарождалась эта река. Скорее всего, в Тахт-и Сангине поздней весной на месте слияния рек также закалывался бык. Можно сделать вывод, что в основе этого ритуала лежал миф об убийстве Митрой либо самого Вахшу в образе быка, либо его двойника-дэва. Ср. с эпосом о Давиде Сасунском, где Митра (Мгер) убивает черного быка, и с Тиштр-яштом, где божества Растений и Вод, подвластные Митре (Yt X, 100), помогают водному божеству Тиштрйа, предстающему в образе белого коня, победить дэва Апаошу, явившегося как черный конь, и освободить таким образом воды (Yt VIII, 20-29). Римские легионеры, познакомившись с мифом о Вахшу в Бактрии, впоследствии переосмыслили его в духе позднеантичного оккультизма.Кроме семантически повторяющихся изображений (Марсий – Ахелой, Геракл – Гелиос – Аполлон) в храме найдены единичные изображения Кибелы и водяной нимфы ихтиокентаврессы. Под первой, возможно, следует понимать Спэнта-Армаити – богиню земного плодородия. В месяц, посвященный ей, справлялся Вахш-Ангам. Ихтиокентавресса – это, скорее всего, “водяной конь”, низший дух, подвластный Вахшу. В таджикском фольклоре представление о подобных существах сохранилось до нашего времени[2, с.316-318]. Культ этих божеств, вероятно, имел для храма второстепенное значение, и им не были посвящены особые алтари огня и крупные статуи.
Обнаружение в храме фрагментов статуй Селевка
I и Антиоха I указывает на то, что там отправлялся также царский культ. Аполлон считался покровителем династии Селевкидов; в то же время Антиох I, провозгласивший себя воплощением этого бога, будучи по матери согдийцем, едва ли был равнодушен к отождествлению его с Митрой. Став в 293 г. соправителем отца на Востоке, он активно занялся строительством в Средней Азии (ср. сообщение Страбона о возведении им стен Мерва – Strabo, XI, 10, 2) и не мог обойти стороной столь важный для соплеменников его матери культ вод Амударьи, возведя для его отправления подобающий храм. Установка в нем статуй обоих царей-соправителей должна была упрочить союз Селевкидов с непокорной бактрийской и согдийской знатью, связав династийный культ с культом Митры, почитаемого последней.Библиография:
1. Вайнберг Б. И. Олень в глиптике древнего Хорезма. – ВДИ, 2000, N 3.
2..Литвинский Б. А., Пичикян И. Р. Эллинистический храм Окса в Бактрии (Южный Таджикистан). Т.1. М., 2000.
3.Пичикян И. Р. Культура Бактрии (ахеменидский и эллинистический периоды). М., 1991.
4.Ртвеладзе Э. В. Из недавних открытий Узбекистанской искусствоведческой экспедиции в северной Бактрии – Тохаристане. – ВДИ, 1990, N 4.
5.Сердитых З. В. Об одном из вариантов иконографии Митры. – Проблемы античной культуры. М., 1986.