Проблемы трудовых ресурсов в депрессивных городах Урала в 1960-1980-е гг.

Баканов С.А. Проблемы трудовых ресурсов в депрессивных городах Урала в 1960-1980-е гг. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 9. М.,2003. С. 145-153.

В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.

Проблемы трудовых ресурсов
в депрессивных городах Урала в 1960—1980-е гг.

Во второй половине ХХ века около трети уральских городов оказались в состоянии депрессии, которое проявлялось в значительном оттоке из них населения. Убыль населения, и прежде всего трудоспособного, составила в разных поселениях за рассматриваемый нами тридцатилетний период от 10 до 40%. Во многом этот процесс был связан с истощением ресурсной базы градообразующих производств и неразвитостью инфраструктуры этих городов. Отток населения стал причиной многих проблем в обеспечении предприятий таких городов рабочей силой. Описанию некоторых из них и посвящена данная работа.

{146} Основными источниками исследования стали материалы заседаний городских советов народных депутатов ряда депрессивных городов Урала (Копейск, Бакал и Карабаш), посвященные проблеме трудовых ресурсов, а также записи бесед с жителями этих городов, специально проведенных автором данной работы по методике глубокого интервью. Поселения, в которых были записаны интервью, были центрами трех традиционных для Урала отраслей промышленности: угольной, металлургической и горнодобывающей. Кроме того, отбор респондентов проводился по возможности из разных социальных слоев, а потому в работе приводятся как высказывания руководителей предприятий и представителей городских властей, так и воспоминания простых рабочих.

Одним из главных факторов внутреннего развития моноотраслевого города является градообразующее предприятие, его привилегированное положение и престиж связанных с ним профессий. Такое предприятие оказывается и социообразующим, так как выступает не только источником различных благ для населения города, но и формирует уникальную субкультуру города, связанную с характером деятельности этого предприятия. Генезис такой субкультуры описан А. Нещадиным и Н. Гориным[1], которые считают, что для ее формирования определяющее значение имеет процесс социализации поколений. В течении первого поколения происходит формирование определенной микросреды внутри социообразующего предприятия. Во втором поколении базовые характеристики этой микросреды выходят за рамки предприятия, активно включаясь в процесс социализации следующих поколений. В третьем и последующих поколениях начинается уже «возвратное» влияние складывающейся городской микросреды на деятельность самого предприятия, поддерживая установившиеся социальные стандарты и препятствуя их изменению. Большинство рассматриваемых нами городов получили основной импульс к развитию в 1930—1950-е гг., когда в каждом из них было размещено или реконструировано основное производство, когда градообразующее предприятие было насыщено рабочей силой, и, наконец, когда эти города собственно и получили городской статус. Соответственно, 1960—1980-е гг. — это время включения в экономическую и социальную активность второго и третьего поколения горожан. К этому времени микросреда предприятия уже успела оказать значительное влияние на формирование городской субкультуры. С помощью профессионально-технических училищ и техникумов новые поколения вовлекались в деятельность предприятия, складывались трудовые династии, осуществлялась шефская помощь школам, детям организовывали экскурсии по цехам. Поэтому не удивительны слова одного из {147} наших респондентов — директора Бакальского рудоремонтного завода: «Престижными профессиями в то время были профессии шахтера, горняка, металлурга, буровика, машиниста экскаватора, машиниста электровоза. В детстве мы мечтали именно об этом, и наши мечты всячески подпитывались и родителями, и школой, и примерами старших. Бакал, Карабаш, Копейск, Кизел, — все эти города всегда славились именно рабочей закваской, горняцкими профессиями. У многих родители работали на рудниках, и дети по их стопам шли и выбирали профессию»[2]. Показательно, каким стал внешний облик рабочего: «Жизнь налаживалась. Сам по себе изменился рабочий человек, шахтер. Если раньше на разнарядке утром все сидели грязные, курили, матерились, ведь начальство-то тоже было малограмотным, то в 1960-е гг. изменилось к этому отношение. Шахтеры стали ходить на наряд в чистом, курить там перестали. Всем своим видом они теперь показывали достоинство рабочего человека. О том, что шахты все вырабатываются и приходят в упадок, не думали. Считали, что на наш век хватит, жили одним днем. Шахтеры не желали идти на завод. Шахтером-то было быть почетнее»[3].

Престиж профессии, привилегированный статус работника градообразующего предприятия и разница в оплате труда по сравнению с предприятиями других отраслей, расположенными в городе, были настолько велики, что для горняка или металлурга смена профессии оказывались просто немыслимой. В этом контексте показателен пример решения проблемы закрытия шахт в Тульской области, которое происходило одновременно с теми же процессами на Урале. Опыт реструктуризации угольной промышленности в Московском угольном бассейне, который в первую очередь был затронут кризисом, показал, что размещение новых предприятий, в основном приборостроения и машиностроения, на месте закрывающихся шахт оказалось малоэффективным. Идея использования освобождающихся кадров угольной промышленности на этих новых предприятиях оказалась нереализованной, что было связано не только с существенными различиями в характере труда в угольной и в обрабатывающей отраслях, но и с большим разрывом в оплате труда шахтеров и рабочих других отраслей промышленности. Это привело к тому, что значительная часть шахтерских семей вынуждена была переехать в другие угольные районы страны[4].

Молодежь неохотно шла получать профессии, не связанные с основным производством в городе. Этот вопрос неоднократно поднимался на сессиях {148} городских советов. Вот примеры высказываний депутатов Карабашского горсовета: «В 1973 г. из ГПТУ № 48 выпущено 253 чел., из них на предприятиях нашего города остались только 22 чел. В то же время на ряде предприятий у нас не хватает рабочей силы, например, на швейной фабрике. План набора в ГПТУ № 24 — 300 чел., а набрано только 118. В связи с этим назрел вопрос об объединении ГПТУ № 48 и № 24 в одно училище, так как недоукомплектованность вызывает большие расходы, а отдачи мало»[5]. Похожая ситуация была и в другом городе — Бакале: «Очень большие проблемы у нас с трудоустройством молодежи, так как рудоуправлению нужны кадры только с образованием, а многие подростки имеют только 5—6 классов. В училище их не берут, требуют доучиться в вечерней школе, а ведь большинство из них — это допризывники. Уходят в армию, да так и возвращаются необученными. Очень плохо у нашего училища обстоит дело с общежитием. И это при том что в училище недокомплект. Плохо, неорганизованно идут к нам в училище подростки»[6].

В рассматриваемых городах стали совсем исчезать такие востребованные профессии как печник, жестянщик, кровельщик, плотник. Высокий статус работника основного предприятия, высокая зарплата и лучшая обеспеченность жильем на градообразующих предприятиях вели к оттоку рабочей силы с остальных городских производств. Особенно сильно это отразилось на строительных организациях города, которые в большинстве случаев были и без того слабыми. «Стройуправление постоянно испытывает дефицит кадров, особенно ИТР, молодежи просто не у кого учиться. Некоторые уезжают, отработав 3 года, другие уезжают, находя любую сколько-нибудь уважительную причину. То же самое происходит и среди рабочих. Не секрет, что обеспеченность квартирами в нашем управлении среди прочих организаций города находится на первом месте. К нам приходят хорошие люди со специальностями и без специальностей, в течении двух лет овладевают строительными специальностями, получают квартиры и уходят. Уходят на комбинат, где больше зарплата и условия труда легче»[7]. Разве нормально положение, когда в строительном тресте завода имени Кирова в Копейске в 1968 г. осталось только 22 чел. рабочих, из них 8 — инженерно-технические работники? А ведь было время, когда этот трест не только вел реконструкцию завода, но и строил жилье для трудящихся. Отсутствие собственных строительных кадров вынуждало руководство строительных организаций искать их на стороне. Приведем высказывание по этому поводу руководителя строительного треста города Копейска: «В на-{149}шем стройуправлении не хватает рабочих и мы, временами, используем шахтеров с угольных предприятий города. С шахт приходят не специалисты-строители, а просто шахтеры. Зарплата у них на шахтах значительно больше, чем у нас, разницу в зарплатах шахты предъявляют нам, а это все отражается на себестоимости, вот и получается, что пришельцы шахтеры получают не заработанные ими деньги»[8]. О том же говорил и его коллега из города Бакал: «Отсутствие рабочей силы в нашем тресте сказывается на освоении выделенных средств. Пополнения рабочей силой почти не происходит. Мы просили направлять к нам работать хотя бы тех, кого освобождают условно-досрочно, но и этого не происходит. Следовательно, строительство в 1975 г. находится под угрозой срыва»[9].

Механизация производства, появление сложных машин и автоматов требовали труда высококвалифицированных специалистов. Для решения этой задачи в 1950-е гг. во многих городах открываются профтехучилища, техникумы, вечерние курсы и филиалы политехнических и горных институтов. Рассказывает директор Копейского горного техникума В.А. Вачугов: «Техникум наш горный был организован в 1947 г., а уже в 1953 г. мы получили великолепное новое здание. Скорость, с которой оно было построено, говорит о том, насколько значимой в 1950-е гг. еще была угольная промышленность. Комбинат «Челябинскуголь» давал порядка 16—17 млн т угля. Это не мало. Тут еще такой нюанс, у нас ведь кадры рано уходят на пенсию — в 50 лет. Поэтому и потребность в кадрах была большой. С каждым годом мы выпускали из своих стен все больше и больше молодых специалистов. В одном 1972 г., как я помню, мы выпустили 520 чел. со специальностью “горный мастер”. Для города это колоссальная цифра»[10]. В этот период примерно столько же молодых специалистов выпускалось ежегодно. О том, к чему это приводило, говорит Г.Е. Осетров, проработавший в шахте более 25 лет: «Специалистов в 1950-е — 1960-е годы везде отрывали с руками. Ведь многие директора шахт были хваткими, но малограмотными. Для таких директоров были организованы при техникуме краткосрочные курсы. Самое основное им там давали. Только самое основное, чтоб они хоть какое-то представление имели о технике и организации производства. С начальниками участков и даже главными инженерами была та же беда. Поэтому молодежь активно пошла учиться, а раз много молодежи, то было и много мест досуга. При каждом поселке обязательно был стадион, дворец культуры или клуб, а при каждом клубе — библиотека и спортплощадка. И каждый теперь был {150} уже не просто “заморыш какой-то”, а специалист. К 1970-м гг. уже столько появилось инженеров и техников, что нам их на шахте уже и не надо было. Инженер приходил, и если есть у него хватка, то через какое-то время он становился горным мастером, или начальником участка, а то и выше. А если не было хватки, то он — инженер, а шел на рабочую должность. Произошло насыщение. А когда с транспортом стало полегче, народ стал искать, где себя применить в соответствии со специальностью и квалификацией, вот тогда-то и поехали от нас»[11]. Подобное перенасыщение специалистами было характерно для большинства рассматриваемых нами городов. Градообразующее предприятие не увеличивало объемов производства, следовательно, и новых рабочих мест не открывало. Поэтому каждому следующему поколению выпускников было все сложнее найти работу в городе по избранной специальности. На предприятиях градообслуживающих отраслей чаще всего зарплата была намного ниже, да и менять престижную профессию молодым специалистам не хотелось. Вот они и тянулись туда, где развивались предприятия той же отрасли, где можно было рассчитывать, что они будут востребованы.

Положение с трудоустройством молодых кадров осложнялось еще и тем, что на многих местах работали пенсионеры и лица, не имеющие специального образования, но проработавшие на предприятии много лет, а потому имевшие бесценный производственный опыт. Вспоминает бывший председатель Бакальского горсовета В.В. Борщев: «С молодежью ведь как получается? Опытные кадры не нужно ничему учить — опыт свое берет. А молодежь надо еще учить и учить. Поэтому любому руководителю желательно опытные кадры задержать. Да, тебе уже 60 лет, но ты еще вполне здоровый, ну так и работай. Оно бы можно было и молодого парня учить, если бы производство развивалось и расширялось. И «старик» остается, и рядом у него учится молодой. А его не примешь, ведь производство не расширяется, а, наоборот, сокращается. А с ним вместе сокращается и штатное расписание. Значит, опытного нужно отправлять на пенсию, а что руководитель будет с этой салагой делать? Ну, а раз предприятие не росло, что делать, молодежь уезжала»[12]. Ему вторит рабочий Карабашского медеплавильного комбината В.А. Саламатин: «Если молодой человек закончил техникум, он хочет найти по специальности работу. Всех ведь на комбинат не устроишь. Не удовлетворяло то, что он закончил институт или техникум, а его поставили на разгрузку руды грузчиком. Горные мастера работали простыми грузчиками. Вот у меня пять классов было образование. Я ра-{151}ботал контролером и даже контрольным мастером, когда прошел шестимесячные курсы повышения квалификации. Но у меня ведь был большой опыт. И на остальных должностях работали пусть не образованные, но зато опытные кадры. Не было у нас технического образования. И приходили закончившие там техникум. Директор отказывался от них. Их ведь надо еще всему учить на практике, а мы все готовые. Большинство молодых это не удовлетворяло. Все-таки ведь у них образование, хотелось с такой квалификацией получше устроиться, где-нибудь в конторе, чтобы не горбом трудиться, а ручкой писать. А где в городе еще можно было работать? Ну на шахтах. Так ведь их закрывали. Да и там работали старые мастера. Нас ведь, стариков, на комбинате знали. Мы ведь проверенные были. Например, надо начальнику послать кого-нибудь в командировку, кого он пошлет? Не необстрелянную же молодежь?»[13]

В условиях сокращения производства обострение внутригородской конкуренции за престижные рабочие места имело значение не только для увеличения миграции из города, но и снижало привлекательность города для приезжих. Поток входящей миграции сокращался. Город становился малопривлекательным для мигрантов из других мест, так как и без них вопрос трудоустройства в нем стоял остро. Соответственно, рост такого города теперь в основном зависел уже от естественного прироста населения, который по всей стране с каждым годом приобретал все более отчетливо отрицательную динамику.

Существовала конкуренция за трудовые ресурсы и между городами, там где это позволяли расстояния и работа транспорта. Маятниковая миграция особенно была распространена между городами, входившими в состав крупных агломераций, и являлась важным фактором экономического развития всего региона. Однако, в ее естественное развитие часто вмешивались ведомственные интересы. Этому сюжету посвящено одно из центральных мест в воспоминаниях бывшего директора Копейского горного техникума В.А. Вачугова: «В те годы после окончания учебного заведения нужно было три года отработать на производстве по распределению. У нас в техникуме было классное руководство, и классный руководитель считал сложенными с себя обязанности только после того, как все его ученики выпустились и доехали до своего рабочего места. Ведь если, например, выпускники, направленные в Кизел, туда не добрались, оттуда идет звонок в министерство, министерство перезванивает мне: «Ты чего там сидишь?» Мы несли за это ответственность. Но через три года многие уезжали. Есть тут и еще один момент — наших специалистов нагло пере-{152}манивали. Я, как директор техникума, однажды получил от Министерства угольной промышленности задание проверить по Челябинской области нецелевое использование выпускников нашего техникума на предприятиях, относящихся к другим министерствам. Квартирный вопрос, он ведь обострен в любом шахтерском городе, это наша специфика, так как у каждой шахты есть свой поселок. Поэтому обычно привлекали и заманивали наших специалистов квартирами. Министерство пожаловалось в Совет Министров, а тот попросил дать развернутую картину о том, на каких предприятиях работают горняки, и почему их туда принимают. В итоге я получил от министерства солидную бумагу, где говорилось, что от имени Совмина мне поручается проверить, много ли наших выпускников работает на предприятиях города Челябинска и других городов области. Особенно это относилось к горным электромеханикам. Какая разница, где двигатель вращается, в шахте или на молочно-товарной ферме, физическое-то явление одно и то же. Особенность двигателя в шахте лишь в том, что он сделан во взрывобезопасном исполнении. Поэтому естественно, что эта профессия была востребована везде. И это касается не только ИТР, но и простых рабочих, которые техникум не заканчивали, они тоже в большом количестве работали на предприятиях города Челябинска, таких были тысячи. Я хорошо запомнил разговор с директором трубопрокатного завода. Я ведь в Челябинске все заводы объехал, там 20 человек нашел, там — 10. Показываю ему свои полномочия, прошу показать картотеку рабочих, смотрю ее, выбираю заинтересовавших меня лиц. И оказывается, на заводе работает не один десяток наших электромехаников. Я ему предъявил претензии, на каком основании вы принимаете на работу горных электромехаников, ведь в их дипломах записано — горный техник, электромеханик. Он пытался убедить меня и министерство, что принимал их на законном основании. Его аргументы были такими: когда вы пишете в дипломе преамбулу — горный техник, вы подразумеваете, что данный специалист подготовлен для работы в тяжелых условиях труда, у нас как раз такие и есть. Посмотрите, у нас пыль, грязь, неимоверная жара, оборудование сделано у нас, как и у вас, в специальном исполнении, только не во взрывобезопасном, а в жаростойком. То есть ваши специалисты быстро способны адаптироваться к нашим условиям. Когда я побывал на Челябинской ТЭЦ, там тоже оказалось среди рабочих огромное количество наших выпускников. Начальник отдела кадров мне говорит, пойдем сейчас в котельный цех. Мы ваш уголек привозим, потом мелем его в муку, получается, что пылегазовая атмосфера у нас такая же как и в шахте, и даже оборудование у нас тоже взрывобезопасное. Мы ведь из Челябинского энергетического техникума берем работников только в {153} чистенькие цеха, где они ходят в халатах, а в таких, как в котельном цехе, условиях, могут работать только ваши специалисты»[14].

Сейчас трудно себе представить, чтобы фигура такого уровня занималась разрешением министерских склок, ведь в конце концов на угольных предприятиях Копейска специалистов уже было вполне достаточно, и ничто не мешало новым выпускникам искать работу там, где она есть. Но интересы министерства перевешивали. Кроме них, маятниковая миграция ограничивалась и институтом прописки по месту жительства, без которой устроиться на работу на предприятия в крупном городе было крайне затруднительно. Однако заинтересованные в этом жители пригородов и близлежащих городских поселений находили способы. По моим подсчетам, из одного только Копейска в областной центр на работу в 1980-е гг. ездило от 10 до 15 тыс. чел. А если бы не было бюрократических препон, эта цифра легко бы могла увеличиться, что и произошло в 1890-е годы. Более благоустроенный и полифункциональный город — областной центр имел в плане трудоустройства значительные преимущества перед соседями.

Отток активного трудоспособного населения из депрессивных городов вел к неизбежному сокращению их трудовых ресурсов. При этом, внутригородская конкуренция за престижное рабочее место снижала миграционную привлекательность города, что вело к сокращению входящего потока мигрантов. Важную роль в этих демографических процессах сыграло также открытие в стране новых предприятий-гигантов, где свободная рабочая сила была весьма востребована. Это в равной степени относится и к новым горнообогатительным комбинатам, таким как Старооскольский или Либединский ГОКи, и к шахтам Карагандинского угольного бассейна, и к новым гигантам автомобилестроения, какими были ВАЗ или КАМАЗ. Эти предприятия и связанные с ними города привлекали жителей депрессивных поселений своей новизной, перспективами карьерного роста, новым благоустроенным жильем, т.е. всем тем, чего так не хватало в их родных городах.

[1] Нещадин А., Горин Н. Феномен города: Социально-экономический анализ. М., 2001. С. 56—61.

[2] Интервью от 18 июля 2002 г. Баканов Виктор Иванович. 1950 год рождения. Директор рудоремонтного завода. г. Бакал.

[3]Интервью от 12 июля 2002 г. Осетров Геннадий Ефимович. 1925 года рождения. Шахтер. г. Копейск

[4] Кризисные города России: пути и механизмы социально-экономической реабилитации и развития. М., МОНФ, 1998. С. 33—35.

[5]Архивный отдел администрации города Карабаш. Ф. 31. Оп. 1. Д. 164. С. 136.

[6] Архивный отдел администрации Саткинского района. Ф. 46. Оп. 1. Д. 51. С. 46—47.

[7] Архивный отдел администрации города Карабаш. Ф. 31. Оп. 1. Д. 255. С. 133—134.

[8] Архивный отдел администрации города Копейска. Ф. 69. Оп. 1. Д. 559.

[9] Архивный отдел администрации Саткинского района. Ф. 46. Оп. 1. Д. 112. С. 19.

[10] Интервью от 13 июля 2002 г. Вачугов Владимир Андреевич. 1926 года рождения. Директор горного техникума. г. Копейск.

[11] Интервью от 12 июля 2002 г. Осетров Геннадий Ефимович. 1925 года рождения. Шахтер. г. Копейск.

[12] Интервью от 19 июля 2002 г. Борщев Вячеслав Васильевич. 1937 года рождения. Председатель горсовета. г. Бакал.

[13] Интервью от 26 июля 2002 г. Саламатин Василий Андреевич. 1920 года рождения. Рабочий медеплавильного комбината. г. Карабаш.

[14] Интервью от 13 июля 2002 г. Вачугов Владимир Андреевич. 1926 года рождения. Директор горного техникума. г. Копейск.