Побережников И.В. Модернизация: теоретико-методологические подходы // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 8. М., 2002. С. 146-168 (Постраничные примечания).
В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.
{146}
И.В. Побережников
(Институт истории и археологии
Уральского отделения РАН, Екатеринбург)Модернизация:
теоретико-методологические подходыПроблема социальных изменений принадлежит к числу центральных, ключевых в современном обществоведении. Как и почему изменяются общества, является ли процесс социальных изменений неизбежным - эти и многие другие вопросы, связанные с проблематикой социальной динамики, широко обсуждаются специалистами в области социальных и гуманитарных наук.
Понятие социальное изменение в высшей степени многогранно, оно охватывает трансформации социальных структур, практик, возникновение новых или обеспечение функционирования прежних групп, форм взаимодействия и поведения. В социальной среде (на разных ее уровнях - микро-, мезо-, макроуровне) происходят экологические, демографические, технологические, экономические, политические, социокультурные, социально-психологические (и т.д.) изменения различной скорости, масштаба, сложности, направленности.
Все эти мириады перемен вызываются различными причинами (факторами, источниками), иерархию которых достаточно сложно реконструировать, поскольку их множество и между ними существуют причудливые взаимосвязи. Структурные (интересы и ценности социальных групп), нормативные (системы норм и обычаев) и поведенческие (индивидуальные предпочтения) факторы представляют значительную, хотя, конечно, далеко не полную совокупность источников социальных изменений. Социальные изменения приобретают разнообразные конфигурации. По мнению социолога У. Мура, можно выделить десять, различающихся своей направленностью, моделей социальных изменений: 1) постепенного и непрерывного роста; 2) стадиальной ступенчатой эволюции; 3) неравномерного развития, в основе которого лежит принцип непропорциональности темпов эволюции; 4) циклического роста; 5) разветвленной, многолинейной динамики; 6) циклической безвекторной динамики; 7) логистического роста; 8) упадка в соответствии с логистической кривой; 9) экспоненциального роста; 10) падения по нисходящей экспоненте1.
Поскольку само социальное изменение в высшей степени многозначно, многосторонне, его изучение может вестись в рамках различных теоретико-методологических проекций, призванных объяснять характер и направлен-{147}ность изменений. В современном отечественном обществоведении наибольшей популярностью пользуются три социологические макротеории: формационная, цивилизационная и модернизационная. Активное освоение последней началось относительно недавно, лишь в постсоветской России. При этом интерес к модернизационной парадигме во многом объясняется надеждами на ее познавательную эффективность при изучении той коренной политической, экономической и социокультурной трансформации, которая началась в стране с конца 1980-х гг.
Модернизационная парадигма была сформулирована в середине XX столетия в условиях распада европейских колониальных империй и появления большого количества "молодых наций" в Азии, Африки и Латинской Америке. Перед последними встала проблема выбора путей дальнейшего развития. Собственно программа модернизации (ускорения перехода от традиционности к современности) была предложена учеными и политиками США и Западной Европы странам Третьего мира в качестве альтернативы коммунистической ориентации. В 1950 - начале 1960-х гг. различные аналитические течения и теоретические традиции объединились в единую междисциплинарную компаративную перспективу (теория, или точнее теории, модернизации) на проблемы развития, которая казалась особенно полезной для обеспечения толчка в эволюции стран Третьего мира. В дальнейшем, на протяжении второй половины XX в., в рамках модернизационной перспективы был накоплен значительный теоретико-методологический и эмпирический опыт изучения различных аспектов, в том числе исторических, перехода от традиционного к современному, индустриальному обществу. При этом модернизационная парадигма, сформировавшаяся в значительной степени под влиянием эволюционизма и функционализма, прошла длительный путь совершенствования. Модернизационная перспектива - пример теории, которая развивалась в постоянном взаимодействии с реальными процессами развития, вносившими коррективы в ее содержание2.
Можно выделить следующие этапы эволюции школы модернизации: 1) вторая половина 1950-х - первая половина 1960-х гг. - период рождения и быстрого роста модернизационных исследований в классической версии; по выражению Г. Альмонда, модернизационные штудии являлись "растущими индустриями" вплоть до середины 1960-х гг.; 2) конец 1960-х - 1970-е гг. - критический период, в течение которого модернизационная перспектива подверглась значительной критике, как внутренней, так и внешней - со стороны конкурирующих теорий отсталости (зависимости, {148} зависимого развития; была сформулирована в 1960-е гг.), миросистемного анализа И. Валлерстайна (вторая половина 1970-х гг.), неомарксизма; 3) 1980-е годы - посткритический период возрождения модернизационных исследований, в течение которого обнаружили себя тенденции конвергенции школ модернизации, зависимости и миросистемного анализа; модернизационные исследования данного периода Э. Соу называет "новыми модернизационными штудиями"; 4) конец 1980-х - 1990-е годы - становление неомодернизационного и постмодернизационного анализа в значительной степени под влиянием грандиозных трансформаций в странах Центральной-Восточной Европы и Евразии.
В рамках парадигмы модернизации было разработано множество теоретико-методологических и дисциплинарных подходов, призванных объяснять различные аспекты процессов развития3. Цель данной работы - охарактеризовать некоторые теоретико-методологические модели (т.е. абстрактные представления отношений между социальными феноменами, основанные на изоморфизме между "реальностью" и ее теоретическими портретами), применяемые в контексте модернизационной перспективы. Подобный подход позволяет более полно осветить эволюцию парадигмы модернизации (с учетом сдвигов со временем исследовательского фокуса) и наметить возможные перспективы ее дальнейшего развития.
Классификационные рамки
Предварительно следует очертить контуры классификационной схемы, позволяющей картировать разнообразные теоретико-методологические подходы. Как нам представляется, важным измерением, которое необходимо учесть, является локализация уровня анализа, присущего тому или иному теоретико-методологическому подходу. Обычно выделение макро- и микроаналитического уровня. Первый уровень обеспечивает исследование крупных общностей, социальных систем и структур. Второй - ориентирован на изучение индивидуумов и непосредственных социальных взаимодействий в повседневной жизни и в малых группах.
Следующее измерение, которое также уместно учесть, характеризует противоположение двух подходов, ориентированных: 1) на исследование структурной детерминации поведения (структуралистский подход); 2) на изучение того, как индивиды создают мир вокруг себя посредством деятельности (деятельностный или акторный подход, базой которого является принцип методологического индивидуализма). Для первого подхода характерно сведение к минимуму различий между физическим и социальным миром, стремление выявлять и изучать "социальные факты" как "вещи" {149} (посредством выдвижения предварительных гипотез, операционализации переменных и критериев значимости) при игнорировании в значительной степени "внутренней логики ситуации". Второй подход претендует не только на научную строгость и скептицизм, но и на обоснование предлагаемых им методов из самой природы исследуемых явлений4.
Следует особо сказать о так называемых теориях действия (также именуются структурационными; понятие структурация получило широкое признание благодаря работам Э. Гидденса5), в рамках которых делались попытки совместить структуралистский и деятельностный подходы (structure and agency): концепция морфогенеза Уолтера Бакли; теория "активного общества" А. Этциони ("теория самонаправленности"); теория "самопроизводящегося общества" А. Турена; теория систем правил Т. Бернса и группы из Уппсалы; теория морфогенеза М. Арчер; теория структурации Э. Гидденса; теория социального становления П. Штомпки. По мнению последнего, наследие теорий действия можно описать посредством шести онтологических характеристик: 1) общество процессуально и постоянно подвержено изменениям; 2) изменения носят эндогенный характер и приобретают форму самотрансформации; 3) индивиды и социальные коллективы являются конечными двигателями изменений; 4) направление, цели и темпы изменений выступают результирующей конкуренции между различными деятелями (акторами) и становятся областью конфликтов и противоборства; 5) действие осуществляется в контексте данных структур, которые оно, в свою очередь, трансформирует, вследствие чего структуры выступают в качестве и условия, и результата; 6) взаимодействие между деятельностью и структурами происходит благодаря смене фаз творчества деятелей и структурной детерминации6.
Линеарная модель
Фактически все представители ранней модернизационной перспективы (1950-х - 1960-х гг.), несмотря на различную дисциплинарную принадлежность, разделяли ряд теоретико-методологических предположений эволюционистского и структурно-функционалистского толка, что обусловило создание в качестве первичной теоретико-методологической конструкции линеарной модели (У. Ростоу, А. Органский, М. Леви, Д. Лернер, Н. Смелзер, С. Блэк, Ш. Эйзенштадт и др.) изучения модернизации.
В рамках данной модели процесс модернизации рассматривался как революционный, связанный с радикальными и всеобъемлющими трансформациями моделей человеческого существования и деятельности при переходе от традиционности к современности. Модернизации присваивался признак комплексности, что означало несводимость ее к какому-либо одному изме-{150}рению. Сторонники линеарной модели признавали, что модернизация вызывает изменения практически во всех областях человеческой мысли и поведения, порождая процессы структурно-функциональной дифференциации, индустриализации, урбанизации, коммерциализации, социальной мобилизации, секуляризации, национальной идентификации, распространения средств массовой информации, грамотности и образования, становления современных политических институтов, рост политического участия. В рамках линеарной модели модернизация рассматривалась как системный имманентный процесс, интегрировавший в связное целое факторы и атрибуты модернизации, которые должны были появляться в кластерах, а не в изоляции. Сторонники линеарной модели видели процесс модернизации как имманентное встраивание изменений в социальную систему. Как только изменения вносятся в одну из сфер деятельности, - полагали они, - это неизбежно вызывает адекватные реакции в других сферах. Линеарная модель порождала представление о модернизации как глобальном процессе, который обеспечивался как распространением современных идей, институтов и технологий из европейского центра по всему миру, так и эндогенным развитием неевропейских сообществ. Все общества, по мнению сторонников данной модели, можно было распределить вдоль оси, идущей от традиционности к современности. Далее, модернизация рассматривалась как эволюционный, протяженный процесс по скорости осуществления "революционных" изменений. Эволюция осуществлялась в рамках определенных стадий или фаз модернизации, через которые должны были пройти все общества (например, обычно выделяемые стадии традиционного, переходного и модернизированного обществ; четыре фазы модернизации, идентифицированные С. Блэком: 1) вызов modernity - первоначальная конфронтация общества, характеризующегося традиционным уровнем знания, с современными идеями и институтами, появление в нем сторонников модернизации, 2) консолидация модернизаторской элиты - переход власти от традиционных к модернизаторским лидерам в процессе обыкновенно ожесточенной революционной борьбы, которая может длиться несколько поколений, 3) экономическая и социальная трансформация - экономический рост и социальные изменения до момента, когда общество трансформируется из преимущественно аграрного с доминированием сельского образа жизни в преимущественно урбанизированное и индустриальное, 4) интеграция общества - фаза, на которой экономическая и социальная трансформация продуцирует фундаментальную реорганизацию социальной структуры общества7). В рамках линеарной модели процесс модернизации рисовался как процесс унификации, постепенной конвергенции сообществ. Модернизация считалась необратимым и прогрессивным процессом8.
{151} Линеарная модель стимулировала обсуждение проблемы стандартных критериев модернизации, которые разрабатывались обычно на основе сопоставления идеал-типических образов традиционности и современности, представлявших, собственно, два полюса, между которыми и мыслился сложный процесс трансформации обществ. Данные критерии рассматривались сторонниками линеарной модели в качестве обязательных для всех обществ, вступивших на путь модернизации. Так, в одной из своих ранних работ Ш. Эйзенштадт сформулировал набор признаков, сопровождающих модернизацию, применительно к различным сферам общества.
В социальной сфере социо-демографические аспекты модернизации, по мнению Эйзенштадта, достаточно точно описываются понятием социальной мобилизации (в трактовке К. Дёйча, это "процесс, в ходе которого основные кластеры старых социальных, экономических и психологических обязательств подвергаются эрозии и разрушению, и появляются новые модели социализации и поведения"). Социально-структурные сдвиги, согласно Ш. Эйзенштадту, включают "высокую дифференциацию и специализацию применительно к деятельности индивида и институциональным структурам", "разделение между различными ролями, выполняемыми индивидами, - особенно между профессиональными и политическими ролями, а также между перечисленными и ролями в области семейных и родственных отношений", рекрутирование на различные роли посредством механизмов достижения, а не аскрипции (приписки, прикрепления).
В экономической сфере модернизация, полагал Ш. Эйзенштадт, сопровождается технологическим ростом, который стимулируется систематическим применением научных знаний (разработка которых становится областью деятельности специализированных научных учреждений), развитием вторичных (индустриальных, коммерческих) и третичных (сервисных) отраслей экономики за счет сокращения значения первичных (добывающих). Другими словами, экономическая модернизация представлялась ученому как развитие индустриальной системы, основанное на технологиях высокого уровня, растущей специализации экономических ролей и секторов экономической деятельности (производство, потребление, распределение), а также на росте масштабов и сложности основных рынков (товаров, рабочей силы, финансов).
В политической сфере Эйзенштадт выделял следующие особенности модернизации: рост территориального масштаба политической деятельности вследствие интенсификации властных потенциалов центральных, законодательных, исполнительных, политических институтов; непрерывную {152} диффузию "политической власти по направлению к более широким массам населения - вплоть до каждого взрослого человека; их включение в консенсусный моральный порядок"; смену традиционных моделей легитимации верховной власти, опиравшихся на сверхъестественные источники, современными; признание ответственности правительства перед гражданами, которые превращались в конечных носителей политической власти.
В сфере культуры модернизация, по мнению Ш. Эйзенштадта, характеризовалась дифференциацией главных элементов культурных и ценностных систем (религии, философии, науки); распространением грамотности и светского образования; созданием сложной интеллектуальной и институционализированной системы для подготовки к осуществлению специализированных ролей; распространением средств коммуникации, их возрастающим проникновением в основные слои общества; становлением новой культурологической парадигмы, акцентирующей внимание на прогресс, усовершенствование, эффективность, успех, естественное выражение своих возможностей и чувств, на индивидуализм как особую ценность; появлением новых индивидуальных ориентаций, привычек, характеристик, обнаруживающих себя в большей возможности приспосабливаться к расширяющимся социальным горизонтам; расширением сфер интересов; растущей верой в науку и технологию; ростом ценности карьеры и мобильности; формированием отношения к настоящему как к значимому временному измерению человеческого существования9.
Линеарная модель была рассчитана на изучение макросоциальных явлений (обыкновенно в масштабе страны) и строилась на основе структуралистского подхода; изучение "внутренней логики ситуации" не было включено в ее планы. Данная модель требовала рассмотрения модернизации как единого универсального восхождения обществ от недостаточной развитости (традиционности) к современности и развитости по одним и тем же стандартным ступеням стадий. Модель была разработана на основе опыта западной "атлантической" цивилизации и практически не учитывала многообразие цивилизационного опыта за пределами Западной Европы и Северной Америки. К существенным недостаткам данной модели необходимо отнести недооценку меняющихся условий международной среды для конкретных обществ, стремившихся модернизироваться. Упрощенным представляется и эволюционистское представление о единой для всех лестнице к высотам современности, исключающее возможности "параллельного" развития или "неразвития" ("недоразвития").
Модель парциальной (частичной) модернизации
Представление о модернизации как длительном переходе от "относительно немодернизированных" к "относительно модернизизированным" обществам, высказанное в одной из ранних работ по проблемам теории модернизации (М. Леви; 1966), получило углубленное развитие в более поздней {153} концепции парциальной (или частичной, "фрагментированной") модернизации. "Во многих обществах - писал автор концепции Д. Рюшемейер, - модернизированные и традиционные элементы сплетаются в причудливые структуры. Часто такие социальные несообразности представляют собой временное явление, сопровождающее ускоренные социальные изменения. Но нередко они закрепляются и сохраняются на протяжении поколений. Именно такие устойчивые формы существования разнородных социальных структур являются предметом настоящего исследования. Если давать формальное определение, то частичная модернизация представляет собой такой процесс социальных изменений, который ведет к институционализации в одном и том же обществе относительно модернизированных социальных форм и менее модернизированных структур"10. Симбиоз внедренных в традиционный контекст элементов модернизированного общества, терявших в нем способность функционировать как рациональные, и эндогенных немодернизированных элементов, традиционное функционирование которых также блокировалось, рассматривался как малоплодотворный.
Возможность парциальной модернизации связывалась с проникновением современных социокультурных практик и ценностей в слаборазвитые общества, т.е. с механизмом диффузии и наличием контакта между обществами, стоящими на различных ступенях развития. При этом исторический материал свидетельствовал в пользу существования достаточно широких возможностей для восприятия даже сложных институциональных и культурных феноменов обществами-реципиентами, весьма далекими от того, чтобы самостоятельно производить подобные феномены. Рюшемейер при этом обращал внимание на неоднородность общества-реципиента в плане возможностей усвоения импортных элементов: "При определенных обстоятельствах модернизация средств, ролей, организаций и норм может зайти очень далеко, а вера и ценностные ориентации остаются неизменными. Из этого правила, пожалуй, можно сделать исключение лишь для тех обществ, которые столь мало дифференцированы, что практически все важнейшие действия имеют религиозную форму, и наоборот, религия переплетена с повседневными ритуалами и правилами. В этом случае предшествующая модернизации система будет либо сопротивляться институционализации важнейших стереотипов в духе модернизации, либо полностью рухнет"11.
В процессе парциальной модернизации несоответствия могут возникать как между институтами, так и внутри них, а также в сознании конкретной {154} личности, порождая "устойчивое фрагментарное развитие". В отличие от сторонников линеарной модели авторы, придерживавшиеся парциальной модели, помещали процесс модернизации в международный контекст, признавая в качестве важнейших условий самой частичной модернизации противостояние обществ-новаторов и "стран-последователей".
Итак, суть парциальной модели сводится к признанию возможности "застревания" некоторых обществ на стадии "частичной" модернизации. Таким образом, данный подход означал предоставление права на существование еще одному пути (ответвлению), пускай неполноценному, от традиционности к современности. В определенной степени выдвижение модели парциальной модернизации являлось шагом от линеарного видения исторического процесса в сторону парадигмы, подразумевавшей возможность многолинейной динамики.
Парциальная модель, как и линеарная, ориентировалась на изучение макромасштабных социальных явлений и процессов и основывалась на структурно-системном подходе, однако, она поставила под сомнение множество признаков линеарной модели (революционный, комплексный, системный, глобальный, стадиальный, конвергенционный, необратимый характер модернизации). Важнейшая характеристика линеарной модели, связанная с жесткой систематизацией обществ по принципу отнесения к "традиционности" или к "современности", была основательно пересмотрена в рамках парциальной модели, сводившей традиционные и модернизированные элементы в особую взаимосвязь. При этом парциальная модель не могла выступать в качестве элементарной замены линеарной модели. Ее конструирование стало реакцией на дефектность универсалистских претензий линеарной модели. Созданная, так сказать, ad hoc, применительно к определенным историческим ситуациям, парциальная модель позволяла снять ряд теоретических противоречий, возникавших при исследовании с опорой на линеарную модель тех случаев развития, которые блокировались слишком большими различиями между традиционными и современными (обыкновенно заимствуемыми из внешней среды) ценностями и институтами (такие ситуации нередко именуются догоняющей, неорганичной модернизацией12). Ситуационно ориентированная, парциальная модель стала рассматриваться как частный, субоптимальный случай линеарной модели развития.
Многолинейная модель
На протяжении 1970-х - 1990-х гг. переосмысление комплекса модернизационных теорий продвигалось во многом в русле критики эволюционизма и функционализма, заложенных в теоретической матрице перспективы. Разработка современной версии модернизационных исследований (неомодернизационный или постмодернизационный анализ) связана с имена-{155}ми Э. Тириакьяна, П. Штомпки, Р. Робертсона, У. Бека, К. Мюллера, В. Цапфа, А. Турена, С. Хантингтона и др.
Теоретическое ядро современной многолинейной версии модернизации включает следующие положения.
1. Отказ от односторонней линеарной трактовки модернизации как движения в сторону западных институтов и ценностей (подобный подход сегодня трактуется как этноцентричный); признание возможностей собственных оригинальных путей развития (национальных моделей модернизации, естественно, имеющих местную социокультурную окраску), поворотных точек, в которых в процессе развития может происходить смена маршрута движения. Как утверждает Э. Тириакьян, не существует какого-то фиксированного "центра modernity", напротив, возможно появление новых и существование нескольких "эпицентров" модернизации. В работе 1985 г. он пишет о перемещении центра модернизации в Восточную Азию. Проблема разнообразия модернизационных маршрутов ("дверей" в модернизацию) широко обсуждается Г. Терборном и В. Цапфом. Признание возможности различных траекторий модернизации открывает обсуждение проблемы разнообразия исторических типов или моделей развития. Так, в рамках многолинейного подхода демократия уже не считается феноменом, имманентно присущим модернизации, но рассматривается в ряду альтернативных последствий перехода от традиционности к современности, наиболее яркими и полярными примерами которых могут служить фашизм или коммунизм. Сам процесс демократизации также предстает в различных исторических ипостасях (например, линейная, циклическая и диалектическая модели С. Хантингтона).
2. Признание конструктивной, положительной роли социокультурной традиции в ходе модернизационного перехода, придание ей статуса дополнительного фактора развития. В частности, Э. Тириакьян предлагает пересмотреть в свете новых исторических реалий вопрос о роли религии в процессе модернизации. Эта роль может быть весьма значительной, по его мнению. Религия может выполнять функцию легитимизации и мобилизации масс на свершения. Она же обеспечивает делегитимизацию неэффективного политического строя и стимулирует сопротивление авторитарным или тоталитарным режимам. Тириакьян ссылается на процессы в Польше, Никарагуа, Иране, Чили, на Филиппинах и в других странах на протяжении последних 15 лет или около того, которые, по его мнению, подтверждают потенциальную и актуальную роль религии как "рычага социальных изменений".
3. Большее, чем прежде, внимание внешним, международным факторам, глобальному контексту. Хотя исследования по-прежнему фокусируются во многом на внутренних факторах модернизации, ученые не отрицают роли, которую играют внешние факторы в модификации процессов развития. Модернизация рассматривается современными исследователями скорее как эндогенно-экзогенный процесс (С. Хантингтон, Р. Робертсон). Так, С. Хантингтон, анализируя процессы политической модернизации (демократизации) в развивающихся странах, существенное внимание уделяет такому фактору как внешняя среда. Как заявляет автор, демократиза-{156}ция в большей степени являлась не результатом эндогенного развития, а следствием распространения британского и американского влияния (посредством колонизации, колониального управления, военных действий или прямого навязывания). В качестве примера он ссылается на ситуацию времен Второй мировой войны и послевоенного устройства мира: в странах, занятых американскими войсками, восторжествовала демократия; в тех же странах, в которые вошла Советская армия, установились прокоммунистические режимы народной демократии (не демократические в западном смысле). В этом плане, по мнению С. Хантингтона, рост или упадок демократии в глобальном масштабе является функцией усиления или ослабления наиболее мощных демократических государств. Распространение демократии в XIX столетии шло рука об руку с расширением Pax Britannica. Расширение же демократии после Второй мировой войны отразило рост Соединенных Штатов как супердержавы. Наоборот, упадок демократии в Восточной Азии и Латинской Америке в 1970-е гг. был отражением затухания американского влияния. Как отмечает Хантингтон, демократическое влияние может осуществляться как прямым путем (усилия, например, американского правительства, направленные на ход политических процессов в различных странах), так и опосредованным (обеспечение мощной и успешной модели развития)13. Подобное видение существенно отличается от классического, в рамках которого ученые анализировали преимущественно внутренние переменные, такие как социальные институты и культурные ценности.
4. Корректировка эволюционистского телеологизма. Речь идет об акцентировании внимания не на анонимных законах эволюции, а на роли социальных акторов (коллективов и индивидов), всегда обладающих возможностью обеспечить рост или трансформацию ситуации посредством волевого вмешательства (А. Турен, У. Бек, П. Штомпка). В интересном исследовании, посвященном перспективам политической модернизации (демократизации) стран Третьего мира, С. Хантингтон, не отрицая значения такого фактора как уровень экономического развития, обращает внимание и на волю политических элит, которая также, по его мнению, оказывает огромную влияние на складывание новых политических контуров. Полемизируя с авторами прямолинейных схем модернизации классического периода, исследователь предлагает новую концепцию зоны перехода (транзиции; или выбора). Согласно этой концепции, по мере экономического развития, страны вступают в зону перехода, в которой традиционным политическим институтам становится все труднее обслуживать новые функциональные потребности. Экономическое развитие само по себе, считает ученый, не в состоянии детерминировать процесс замены традиционных учреждений определенной моделью политической системы (например, демократической). Вместо линейного движения к демократии западного типа страны в зоне перехода оказываются перед множеством выборов среди различных альтернатив. Их будущее раз-{157}витие оказывается в зависимости от того исторического выбора, который должны совершить их политические элиты. Короче говоря, по мнению Хантингтона, уровень экономического развития - необходимое, но явно не достаточное условие для демократизации14.
5. Историчность подхода. Инкорпорация в теоретическую модель фактора исторической случайности; признание необходимости рассмотрения трансформационных процессов в рамках конкретной "исторической констелляции" (К. Мюллер). Здесь акцент делается на пространственно-временнoм горизонте акторов, в соответствии с которым выстраиваются новые линии развития. Признается зависимость между результативностью модернизации и гармонией между культурными, политическими, экономическими ценностями и приоритетами и наличным ресурсами.
6. Отказ от трактовки модернизации как единого процесса системной трансформации. Признание возможности различного поведения сегментов конкретного общества в условиях модернизации. Как отмечает Э. Тириакьян, отдельные сектора или группы акторов действительно могут сознательно постоянно следовать по пути модернизации; некоторые группы могут делать это лишь на протяжении какого-то временного отрезка; отдельные акторы вообще могут отвергать движение по пути модернизации (например, те, кто имеет доступ к ресурсам в рамках старого институционального устройства).
7. Осознание некорректности интерпретации модернизации как непрерывного процесса, даже если конкретным обществом пройдена стадия "взлета" ("take-off" в терминологии У. Ростоу). Признание необходимости более внимательного отношения к такому аспекту динамики модернизации, как циклическая природа данного процесса. Как пишет Э. Тириакьян, "существуют периоды расширенной деятельности по изменению или совершенствованию социальных структур или институционального устройства не только внутри, но и между обществами, и имеют место другие периоды, когда наступают удовлетворенность и усталость, сопровождаемые лишь слабыми попытками подъема и обновления". Такие периоды кажущейся неактивности могут быть эпохами упадка (например, последовавший после грандиозного взлета период стагнации в истории Нидерландов в XVIII в.) или медленного скрытого вызревания инноваций и новой ментальности, еще не проникших в официальный институциональный порядок и властные структуры.
8. Отказ от жесткого детерминизма любого толка (экономического, культурного, политического, когнитивного и т.д.), акцент на комплементарный, взаимодополняющий характер взаимосвязей между различными социальными факторами и системами - "Если эти системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, им грозит отмирание" (Р. Инглегарт)15.
{158} Созданная в результате своего рода теоретического синтеза на основе классических моделей с учетом критики со стороны конкурирующих структуралистских мироцелостных подходов, а также элементов деятельностного подхода многолинейная модель (возможно, характеристика группы исследований, связанных с именами указанных авторов, в качестве единой модели чересчур условна - в данном случае мы стремились указать на некоторые общие черты, присущие весьма разноплановым работам) расширила познавательные возможности модернизационного анализа. По-прежнему ориентированная преимущественно на анализ макросоциальных явлений (необходимо признать, что данная модель более восприимчива, по сравнению с классической, и к микроанализу), многолинейная модель была более "историчной", характеризовалась большей эластичностью по отношению к изучаемой реальности, что было достигнуто за счет принесения в жертву теоретической чистоты и однородности первоначальной модели модернизационного анализа. В рамках данного подхода наметилось оживление внимания к деятельностным аспектам развития, вышедшим на передний план в рамках акторной модели модернизации.
Акторная модель модернизации
Попытка совместить модернизационную перспективу с деятельностным (акторным) подходом была предпринята финским исследователем Тимо Пиирайненом в целях объяснения перехода от плановой к рыночной экономике в постсоветской России16. В основе авторской концепции лежит тезис о фундаментальном сходстве двух революций: французской конца XVIII в. и российской "революции" конца XX в., приведшей к распаду СССР и ликвидации советского социализма. Обе революции, по мнению Пиирайнена, обязаны своим происхождением накапливавшемуся в обществе давлению, обусловленному его усложнением и приобретением им характеристик, которые обычно приписываются современным обществам. Чем более сложным становится общество, чем более разнообразная система разделения труда утверждается в нем, тем труднее оказывается поддержание иерархического социального порядка, основанного на жесткой концентрации власти в руках правящей группировки. Общество, структура и параметры которого становятся все более сложными, теряет, по мнению Т. Пиирайнена, способность к управлению и начинает окостеневать под давлением нормативов, принуждения и пропаганды. В подобной ситуации возникает потребность в более универсальных и сложных механизмах, которые позволили бы интегрировать общество. Пиирайнен считает, что именно рынок является таким универсальным и сложным механизмом, адекватным условиям современного общест-{159}ва. В контексте движения к более универсальным механизмам социальной интеграции (трактуемого автором как модернизация) Т. Пиирайнен рассматривает либерализацию советского общества и утверждение рыночных отношений (marketization), запущенные перестройкой М.С. Горбачева. Для исследователя переход от плановой экономики и советского социализма к рыночной экономике и многопартийной демократии в России предоставил уникальную возможность для изучения стремительного и крупномасштабного процесса социальной реструктуризации.
Человеческая возможность выбора особенно актуализируется в периоды больших исторических трансформаций, к числу которых относится процесс модернизации. Именно в такие эпохи человек действительно превращается в "точку бифуркации"; контуры будущего общества, траектории развития в подобные периоды оказываются в существенной зависимости от воли и выбора самого человека. Памятуя об этом, Т. Пиирайнен выбирает в качестве наиболее адекватного для условий собственного исследования деятельностный подход, понимающую социологию, основанную на веберовской традиции. Дело в том, - рассуждает автор, - что в течение "революции" социальные структуры только формируются, выглядят аморфными, постоянно меняющимися до такой степени, что их основы очень трудно проследить; именно люди создают новые структуры, подвергают общество реструктуризации; социальный порядок формируется как коллективный результат индивидуальных выборов и действий - реструктуризация общества в подобной ситуации может рассматриваться как взаимодействие старых коллективных достижений и новых выборов и действий, осуществляемых индивидуальными членами общества.
Общие системно-структурные теории (например, функционализм Т. Парсонса или теория систем Н. Лукманна) обычно постулируют существование саморегулирующихся социальных систем, стремящихся к равновесию. Между тем, полезность подобных теорий применительно к изучению обществ, находящихся в состоянии нарушенного равновесия, например, в результате кризиса или революции, по мнению Пиирайнена, весьма сомнительна. В связи с этим исследователь считает методологически корректным перенести исследовательский фокус с социальных структур (что характерно, по его мнению, для традиционного подхода в социологии, в рамках которого первоначально исследуются и идентифицируются некоторые социальные структуры, а затем определяется место индивидуумов или других социальных акторов в этих гипотетических структурах) на изучение индивидуума (индивидуального актора).
Предлагаемый ученым подход сводится, таким образом, к сосредоточению внимания в первую очередь на повседневной жизни обычных людей, выявлению основных путей и cтратегий, которые они используют, чтобы справиться с трудностями переходного периода. Выборы в пользу определенных жизненных стратегий, которые делают конкретные семейства, и действия, в которых они участвуют, равно как возможности и ограничения, с которыми они сталкиваются, - становятся предметом анализа Т. Пиирайнена {160} на первой стадии исследования. На следующей стадии рассматриваются структурные импликации подобных индивидуальных выборов и действий. Сопоставление выборов и cтратегий различных семейств, по мнению исследователя, дает возможность представить контуры нового социального порядка, коллективные результаты индивидуальных действий акторов.
Теоретические схемы, описывающие поведение индивидуальных деятелей, например, упрощенные суждения неоклассической микроэкономики, полагает Т. Пиирайнен, характеризуются более универсальной применимостью. В частности, их использование для изучения критических ситуаций, сопровождаемых разложением структур, представляется автору вполне обоснованным и даже, возможно, единственно корректным. Базовый подход и основные концепции при формировании собственной теоретико-методологической модели изучения постсоветской модернизации Т. Пиирайнен черпает из социологии М. Вебера и частично из более современной школы социологической мысли, которая обычно именуется теорией рационального выбора.
Автор исследует, каким образом действия и выборы индивидуальных акторов объединяются, дабы произвести социальные результаты. Центральным в рамках используемой Пиирайненом модели является понятие оптимизации: предполагается, что акторы будут вести себя рационально в том смысле, что они будут стремиться выбирать действие, которое максимизирует разницу между выгодами и затратами.
Действуя рационально, актор всегда участвует в своего рода оптимизации, которая в некоторых случаях может восприниматься как стремление к достижению максимизации полезности или минимизации затрат, а в других случаях может приобретать иные выражения. Коллективный результат этой тенденции к оптимизации на уровне индивидуальных акторов, однако, не обязательно должен быть социально оптимальным. В этом плане парадигма рационального выбора радикально отличается от, например, функционалистских социальных теорий, постулирующих оптимизацию (или равновесие) на системном уровне и стремящихся выяснить, каким образом различные социальные институты способствуют ее поддержанию.
Поскольку индуктивная познавательная стратегия, которой придерживается Т. Пиирайнен, не может функционировать без некоторых теоретических предположений или гипотез вообще, постольку автор выдвигает ряд предварительных общих суждений, касающихся деятельности, с целью направить, структурировать исследовательский процесс, обеспечить его руководством для сбора и анализа данных:
1. Индивидуумы и домохозяйства рассматриваются как акторы, которые осуществляют рациональные выборы. Рациональность проявляется в стремлении акторов к оптимизации, т. е. в стремлении получить доступ к максимальному количеству жизненных шансов при одновременной минимизации затрат и риска.
2. Акторы обладают разнообразными активами (ресурсы, собственность, квалификация или действия, которые позволяют расширить жизнен-{161}ные возможности актора), которые могут быть вложены в различные объекты. Акторы стремятся при этом размещать инвестиции таким образом, чтобы получать максимальную прибыль, т. е. максимум жизненных возможностей при минимальных затратах.
3. В условиях неопределенности акторы стремятся ограничивать риски, включенные в инвестиции, разделяя последние между несколькими объектами (т.е. используя различные инвестиционные cтратегии - "стратегия домохозяйства", "инвестиционная стратегия", "стратегия выживания"). Форма этих cтратегий находится в зависимости от количества и качества активов, которыми располагают акторы. Различные cтратегии дают доступ к различным комбинациям жизненных возможностей.
4. Наконец, в период перехода развиваются новые социальные отношения, чтобы заменить старые. Новые отношения возникают как коллективный результат индивидуальных инвестиционных cтратегий. По мере институциализации эти социальные отношения приобретают характеристики социальных структур17.
"Стратегии" - ключевой концепт в теоретико-методологической модели Т. Пиирайнена, который связывает микроуровень индивидуальных акторов и макроуровень социальных структур. Изучение инвестиционных cтратегий индивидуальных домохозяйств дает представление о формировании нового социального порядка и социальных структур. Домохозяйства и группы домохозяйств в зависимости от применяемых типов стратегий могут быть сгруппированы в "социальные классы" (сегменты населения, имеющие доступ к существенно различающимся наборам жизненных возможностей).
Другим значимым концептом в работе Пиирайнена является понятие "преобразование активов". Дело в том, что активы, которые давали актору доступ к широкому диапазону жизненных возможностей в рамках советского общества, не могут выполнять те же функции в рыночных условиях; они должны быть преобразованы (конвертированы) в активы, уместные в рыночном обществе. Например, обширная сеть социальных отношений, несомненно важный актив в советском обществе, вряд ли позволит гарантировать в новых условиях то же качество жизни, которое она обеспечивала прежде; этот актив должен быть конвертирован в деньги или частную собственность. Но поскольку общественные богатства подвергаются перераспределению в процессе перехода, социальный капитал может оказаться полезным и даже необходимым для приобретения экономического капитала.
Существенное место в модели рационального выбора занимает понятие "структуры возможностей". Стратегия всегда включает различные компоненты и формируется в рамках структуры возможностей, уникальной для каждого актора. Формат структуры возможностей обусловлен количеством и характером активов, которыми обладает актор. Структура возможностей - это потенциал, который включает всю тотальность возможных экономических действий, доступных актору. Структура возможностей может быть ин-{162}терпретирована как множество объектов (то есть конкретных учреждений, предприятий, видов деятельности и т.п.), в которые акторы могут вкладывать собственные активы. В рамках данной структуры возможности предпочтения актора приводят к выбору фактических инвестиционных объектов, т. е. фактической стратегии. Культурные факторы, которыми может руководствоваться актор в процессе принятия решения, в данном контексте могут расцениваться как предпочтения. Итак, акторы взвешивают цены возможных выборов в процессе поиска, исходящего из определенного набора предпочтений, актуальной стратегии из диапазона структуры возможности.
Институциональные и культурные аспекты как непосредственные объясняющие факторы остаются за пределами аналитического пространства, очерченного четырьмя постулатами, которые выдвинул Т. Пиирайнен. Им предоставляется возможность проникать в аналитический процесс лишь косвенно, через посредство концептов предпочтения, структуры возможностей, обладания активами.
Применение парадигмы рационального выбора способствовало расширению познавательных горизонтов модернизационного анализа, проникновению его в сферу межличностных взаимодействий, которая реконструировалась на основе изучения действий отдельных людей и небольших групп на микроуровне. В то же время необходимо признать наличие определенных ограничений данного подхода.
Характеризуя теорию рационального выбора, Ричард Мюнч (1992 г.) писал: "Теория рациональная выбора - долгожданное усовершенствование в социологической теории. Она способствует улучшению объяснительной мощи социологической теории в той мере, в которой нас интересуют экономические аспекты социальной жизни. Более того, мы можем с известной долей свободы допускать, что экономика присутствует повсюду, особенно в нашей современной социальной жизни, где экономический рационализм проникает фактически во все сферы общества. В связи с этим теоретики рационального выбора склонны применять свой подход к широкому массиву социальных явлений за пределами экономической сферы в ее узком смысле. Однако, они терпят неудачу, как только берутся на основе собственного подхода воссоздать социальную жизнь в совокупности. В рамках теории рационального выбора они просто редуцируют тотальную сложность социальной жизни к понятиям экономического расчета и сделки, сложность современного общества - к простоте либерального общества. В действительности теория рационального выбора объясняет лишь ограниченную область социальной жизни. Ее объяснительная способность ограничена экономическим измерением этой жизни. Всесторонняя социологическая теория должна связать теорию рационального выбора в более широком контексте с теориями, которые более адекватны применительно к областям социальной жизни за пределами экономической сферы"18.
{163} Признавая ограниченность подхода рационального выбора, Т. Пиирайнен стремится применять его только к той области, где его использование допустимо и где он дает твердую точку опоры для анализа постоянно меняющейся социальной действительности, то есть к изучению рыночных ситуаций, в рамках которых происходит перераспределение жизненных возможностей в постсоветской России. Акторная модель ориентирована на исследование преимущественно микросоциальных ситуаций и деятельностных практик. Структурные конструкции в значительной степени выпадают из орбиты ее внимания, выступая лишь в качестве некоторых условий или импликаций социальных действий. Таким образом, акторная модель вряд ли может рассматриваться в качестве теоретического конкурента многолинейной модели. Та и другая имеют специфические, лишь отчасти пересекающиеся, исследовательские ниши. Данные модели следует рассматривать в качестве дополняющих друг друга схем, применимых к соответствующим ситуациям, аспектам социальных процессов.
Структурационная модель
Структурационный подход, как уже отмечалось, представляет попытку синтеза структуралистской и деятельностной перспектив. В рамках структурационного подхода историческая (социальная) реальность рассматривается как следствие структурирования социальных отношений во времени и пространстве в процессе постоянной интеракции предшествующей структуры и индивидуальной воли. Собственно вечное противоречие между социальными структурами (экономическими, социальными, политическими, институциональными, культурными, ментальными и т.д.) и субъектами истории, наделенными волей и свободой выбора, между структурной детерминантностью и человеческими возможностями выходить за рамки установленных прошлым ограничений является фундаментальным вопросом современного обществознания (в западной социологии данное противоречие репрезентируется в виде дихотомии структура и воля или структура и деятельность - structure and agency). Суть проблемы, иначе говоря, сводится к объяснению того, как социальные субъекты ("акторы"), сформировавшиеся в социальных структурах прошлого, приобретают способность выстраивать новые формы социальной организации и социальных отношений. Несмотря на то, что в ходе исторического процесса человек оказывается в своеобразной тюрьме структур, его роль в истории невозможно свести к значению винтика, слепого исполнителя требований, предъявляемых силами, которые стоят над ним и от него не зависят. Человек обладает достаточно большими возможностями эксплуатации непоследовательностей, несвязностей давящих на него структур, он может выбирать контексты, его окружающие, и, таким образом, постоянно формировать и перестраивать свое окружение19. Сторонники структурационного подхода стремятся оценить вклад в конструирование истори-{164}ческого процесса как структур, так и социальных действий, гармонизировать взаимодействие этих фундаментальных социальных факторов, замкнув их в своего рода логическом цикле структурации.
Попытку расширить горизонты модернизационного анализа за счет использования структурационного подхода предпринял шведский исследователь Г. Терборн в историко-социологическом исследовании "Европейская современность и за ее пределами: пути развития европейских обществ, 1945-2000 гг." (Лондон, 1995)20. Обсуждая проблемы идентичности европейской "современности" (сопоставление ее с другими "современностями", а также с "пост-современностью"), Г. Терборн, разработал на основе теорий действия (структурационная перспектива) и структурного подхода собственную аналитическую модель ("компас, необходимый для ориентации в мириадах продолжающихся социальных процессов"), которую условно можно назвать структурационной.
По мнению Терборна, на социальный мир можно глядеть с двух выгодных позиций, высвечивающих свойственные человеку как актору составляющие - культуру и структуры. Человеческие общества, поясняет свой подход исследователь, состоят из индивидуальных и коллективных акторов, действующих в контексте (и воздействующих на) культуры и структур.
Под культурой автор понимает то, что усваивается и разделяется людьми, что относится к универсуму значений и символов, что обеспечивает внутреннее руководство к действию в рамках общества. Структура же рассматривается Терборном как способ типизации (структурирования) ресурсов и ограничений, доступных (или присущих) людям как социальным акторам. Люди действуют определенным образом именно потому, что они принадлежат к специфической культуре и/или потому что они располагаются в специфическом месте в структуре ресурсов и ограничений. Вследствие того, что культурная принадлежность и структурная позиция рассматриваются в качестве главных объяснительных схем действия в социологии, Г. Терборн также уделяет существенное внимание культурным и структурным характеристикам.
В качестве наиболее значимых измерений структуры и культуры он идентифицирует следующие аспекты. Структура, по его мнению, прежде всего включает: 1) границы социальной системы и механизмы регулирования членства в ней; 2) позиционные модели в рамках социальной системы, которые, в свою очередь, определяются институционализированным обеспечением ресурсами и ограничениями; неинституционализированным, "неофициальным", возможно "девиантным", но, тем не менее, структурированным доступом или, напротив, недостатком доступа к ресурсам действия; структурированием вероятных наборов шансов, рисков или возможностей, на будущее. Ресурсы и ограничения приобретают ряд конкретных {165} форм, которые, по мнению исследователя, могут быть определены как задачи, права и средства.
В состав культуры Г. Терборн включает: 1) ощущение тождества, понятие "Я" и "мы", которое подразумевает границу по отношению к другому или другим; 2) познание или познавательную компетентность, язык, обеспечивающий мышление, приобретение знаний и способность устанавливать коммуникацию с окружающим миром; 3) образцы оценивания, состоящие из наборов ценностей и норм, которые позволяют определять хорошее или плохое, что можно, а что нельзя делать. Функционирование культуры обеспечивается символическими системами посредством процессов коммуникации.
Человеческие сообщества и социальные системы существуют во времени и пространстве, которые определяют ограниченность, конечность социальных процессов. Структуры и культуры человеческих сообществ, соответственно, имеют пространственные и временные измерения. Пространственные аспекты социальных структур и культур находят выражение в территориальном распространении, границах, территориальном распределении ресурсов и ограничений, идентификаций, знаний и ценностей. Время же характеризуется протяженностью, длительностью, временными рамками (границами), определяющими начала и окончания процессов, их согласованность или несогласованность, последовательность и ритмику. Ресурсы, также как, например, и идентичности могут характеризоваться продолжительностью, иметь начала и завершения во времени, располагаться в определенной последовательности, подчиняться определенному ритму, регулярному или нерегулярному.
Пространство и время имеют специфическое значение в перспективе исследования Европы и современности. Темпоральность анализируется Г. Терборном в ракурсе социальных концепций времени и их возможных трансформаций в течение исторического периода, т. е. в культурном контексте познания времени. Пространство рассматривается Г. Терборном с двух точек зрения: 1) как структурная, прежде всего экономическая, организация континента, 2) как территориально изменчивые культурные зоны. В первом случае акцент делается на проблемы интеграции, конвергенции или, напротив, дивергенции. Во втором - на распространение и взаимосвязь различных культурных показателей поверх существующих государственных границ.
На абстрактно-теоретическом уровне динамика социальных систем формулируется Терборном в терминах асимметричных отношений элементов, где ключевой элемент выделяется автономной вариативностью и преобладающим воздействием на другие. Что касается структурации, то здесь роль ключевого элемента отводится Г. Терборном средствам, менее институционализированным по сравнению с задачами и правами, доступными в момент принятия решения, - в отличие от шансов, которые проецируются в будущее. Наиболее динамическим элементом социальной системы исследователь считает знания. При этом, согласно предположению Г. Терборна, фактическая социальная динамика в значительной степени определяется экзогенными случайными факторами.
{166} Структуры задач, прав, средств и рисков и культурные комплексы идентификаций, познавательных моделей и ценностей рассматриваются Терборном как базовые конституирующие измерения социальных систем. Структурация и инкультурация (enculturation; данный термин - в отличие от "инертного" понятия культура - используется, видимо, чтобы подчеркнуть активность, подвижность социокультурных процессов) трактуются им как важнейшие системные процессы.
Структуральные позиции (локализации в рамках структур) и культурные принадлежности социальных акторов, в свою очередь, определяют властные потенциалы последних. Разделение задач, распределение прав, доступ к средствам, глубина ощущения идентичности, объем релевантных знаний, - все это оказывает решающее воздействие на распределение власти. Г. Терборн интерпретирует власть как способ резюмировать наборы социальных отношений или ресурсов и ограничений социальных акторов.
Структурация и инкультурация, в рамках концепции Г. Терборна, определяют направление и форму социального действия, коллективного или индивидуального, сила которого детерминируется величиной властного потенциала акторов. Социальное действие, в свою очередь, оказывает воздействие на социальную систему, воспроизводя или трансформируя ее, а, соответственно, и присущие ей процессы структурации и инкультурации. Структуральные и культурные следствия социального действия могут обеспечивать поддержание, расширение, сжатие и даже исчезновение социальных систем. Таким образом, причинная логическая петля в рамках теоретической схемы Г. Терборна замыкается, возвращаясь вновь к социальной системе, регулируемой посредством процессов структурации и инкультурации.
Автор стремится, опираясь на разработанную им теоретическую модель (адаптированная к задачам исследования модель, созданная на основе модернизацинного и структурационного подходов), эмпирические данные и систематическую аргументацию, понять особенности развития Европы второй половины XX в., определить ее место в контексте мировой истории. Фокус исследования Г. Терборна направлен на изменения структурных и культурных контекстов и форм существования (образов жизни) жителей поствоенной Европы. Автор рассматривает структурные и культурные условия, формы социального действия, последствия его для структур и культур. Производится сопоставление моделей структурировании и инкультурации результатов социального действия в исходный (1945-1950 гг., в некоторых случаях автор делает экскурсы и в более ранние периоды времени, в частности, в предвоенную эпоху) и в конечный (начало 1990-х гг.) моменты времени. Автор озабочен проблемой спецификации современных процессов структурации и инкультурации, их отличия от пост-современных. Одним из признаков завершения эпохи современности (modernity), по мнению Г. Терборна, может считаться эрозия ориентированной в будущее концепции времени. Однако, как считает исследователь, этого недостаточно, необходимо также идентифицировать основные структуральные и культурные особенности исторической эпохи.
{167} Современные процессы структурации, считает Терборн, отличаются стремительным ростом - не линеарным, но включавшим конъюнктурные колебания - ресурсов, в том числе тех, которые предназначены ограничивать других. Г. Терборн утверждает, что прекращение роста может рассматриваться как свидетельство завершение исторической эпохи. В условиях современности структурация задач включала, прежде всего, дифференциацию или специализацию и деаграрианизацию (т. е. падение значения задач обеспечения продовольствием). В данном ракурсе европейская специфика нашла выражение в особом подчеркивании значения индустриальных задач в рамках постаграрного общества. Что касается средств, то в обществе modernity они продемонстрировали чрезвычайный рост, более равномерное распределение по сравнению с традиционным аграрным обществом. Тем не менее, значительные вариации и различия данного показателя сохранялись в разные периоды исторической эпохи и в разных государствах.
Современность характеризовалась растущей эмансипацией, что выразилось в расширении прав личности, граждан, женщин, трудящихся, этносов. Прекращение данного процесса, по мнению Г. Терборна, и упадок обязанностей могли бы означать смену исторической эпохи.
Для Европы, как считает исследователь, в гораздо большей степени, чем для других регионов современности, была присуща структурация задач, средств и прав в классовой терминологии (класс определяется совокупностью экономических задач и поддерживается множествами средств и прав, обеспечивающих осуществление экономических задач). Данная модель структурации гораздо больше отличается от образцов, основанных на принципах этнической принадлежности или родства, нежели от тех, которые базируются на индивидуумном принципе.
Рост рисков непосредственно связан с расширением "второй природы", т.е. искусственной, сконструированной человеком, среды. Значимость рисков, их неравномерное распределение превратились в важные характеристики современной эпохи со времен урбанизации и концентрации промышленности, создавших серьезные угрозы здоровью людей. Кардинальное изменение в данной области также, по мнению Г. Терборна, можно было бы рассматривать в качестве важной трансформации современности.
В культурном плане современность включила прежде всего изменения, изменчивость идентификаций, познавательных моделей и ценностных установок между поколениями и группами людей. Утверждение одного устойчивого образца, альтернативного беспорядочным вариациям, полагает Г. Терборн, можно было бы квалифицировать как знак завершения эпохи современности. Становление современных моделей идентификации способствовало обеспечению тождеств индивидуальности и избранных коллективов. В то же время современные концепции идентификации допускали возможность поиска подлинного тождества в открытии себя и признания значимости собственной жизни, в реализации индивидуальных интересов. Стирание граней между подлинностью и неподлинностью, по мнению Г. Терборна, влечет за собой появление новых механизмов идентификации, {168} отличных от тех, которые сопровождали становление общества модерна. Познание эпохи modernity было подчинено непрерывному росту и накоплению, процессам. Долговременный застой в области познания или опровержение накопленных знаний могли бы означать познавательный разрыв в культуре современности. Что касается ценностей и норм, то современная эпоха, в отличие от предшествовавшего периода, обеспечила их "просвещение", т.е. обоснование, опирающееся на рассудок, а не на божественное предначертание или унаследованную традицию, а также дифференциацию ценностей от познания и различных типов норм. Соответственно, расширение обращений за помощью к власти и де-дифференциация ценностей и норм, как полагает Г. Терборн, могли бы означать трансформацию процессов, типичных для современности21.
Структурационная модель в теоретическом плане более содержательна по сравнению с структуралистскими и акторными моделями, ее отличают более широкие теоретические рамки, которые позволяют исследовать те стороны социальной действительности, на познание которых раздельно претендовали структуралисткие и акторные подходы. Проблемой структурационного подхода является практическая организация исследования, интеграция анализа различных уровней социальной реальности, который зачастую по-прежнему осуществляется дифференцированно.
Подводя итоги, можно утверждать, что модернизационная парадигма продолжает развиваться, совершая при этом экспансию в новые для нее области теоретизирования и абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Классическая и современные версии модернизационного анализа существенно разнятся. Модификация теоретических основ модернизационного подхода способствовала превращению первоначально достаточно односторонней и абстрактной теоретической модели, не игравшей существенной роли в эмпирических исследованиях, в многомерную и эластичную по отношению к эмпирической реальности. В определенной степени модернизационная перспектива выживала за счет принесения в жертву фундаментальных посылок - в первую очередь, эволюционистских и функционалистских, входивших в состав ее теоретического ядра. Ориентированный первоначально преимущественно на анализ макросоциальных структур, модернизационный подход ныне стал применяться и при изучении микросоциальных процессов, деятельностных практик. Тем не менее, несмотря на то, что представителями модернизационных теорий достигнуты некоторые успехи в освоении деятельностного подхода, данное направление по-прежнему представляются в высшей степени перспективным для совершенствования парадигмы. Микро- и мезоуровень - пока лишь в незначительной степени включены в теоретические проекты; именно здесь мы видим наибольшие возможности для развития модернизационного направления.
1 Moore W.E. Social Change. Englewood Cliffs, N.Y.: Prentice-Hall, 1974. P. 34-46; Также см.: Vago S. Social Change. Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice-Hall, 1989. P. 75-79; Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. С. 31-37.
2 Опыт российских модернизаций XVIII-XX века. М.: Наука, 2000. С. 10-49; Алексеев В.В., Побережников И.В. Школа модернизации: эволюция теоретических основ // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2000. № 5-6: Модернизация: факторы, модели развития, последствия изменений. С. 8-49; Они же. Модернизация и традиция // Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации. Сб. научн. статей. Екатеринбург, 1998. С. 8-32; Побережников И.В. Теория модернизации: от классической к современной версии // Северный регион: наука, образование, культура. Сургут, 2000. № 2. С. 75-80.
3 Побережников И.В. Модернизационная перспектива: теоретико-методологические и дисциплинарные подходы // Третьи Уральские историко-педагогические чтения. Екатеринбург: УрПГУ, 1999. С. 16-25; Он же. Модернизация: определение понятия, параметры и критерии // Историческая наука и историческое образование на рубеже XX-XXI столетия. Четвертые всероссийские историко-педагогические чтения. Екатеринбург, 2000. С. 105-121.
4 См.: Силвермен Д. Предварительные замечания // Новые направления в социологической теории. М., 1978. С. 34-35; Также см.: Томпсон Д.Л., Пристли Д. Социология: Вводный курс. Львов, 1998. С. 393-430; Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985.
5 См.: Гидденс Э. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: Бурдьё, Гидденс, Хабермас. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995. С. 40-70.
6 См.: Штомпка П. Социология социальных изменений. С. 254.
7 Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975. P. 67-68; В другой работе С. Блэк предлагает несколько отличную схему периодизации: 1) предпосылки модернизации; 2) социетальная трансформация; 3) продвинутая модернизация; 4) международная интеграция (See: Comparative Modernization: A Reader. Ed. by C.E. Black. N.Y., London, 1976. P. 8).
8 Rostow W.W. The Stages of Economic Growth. A Non-Communist Manifesto. Cambridge, 1960; Idem. Politics and the Stages of Growth. Cambridge, 1971; Lerner D. The Passing of Traditional Society: Modernizing the Middle East. New York, London, 1965; Levy M.J. Modernization and the Structure of Societies. Princeton, 1966; Black C.E. The Dynamics of Modernization: A Study in Comparative History. N.Y.: Harper Colophon Books, 1975; Eisenstadt S.N. Modernization: Protest and Change. Englewood Cliffs: Prentice-Hall, 1966. При описании линеарной модели модернизации мы опирались на исследование С. Хантингтона, охарактеризовавшего данную модель девятью признаками (Huntington S.P. The Change to Change: Modernization, Development, and Politics // Comparative Modernization: A Reader. Ed. by C.E. Black. New York, London, 1976. P. 30-31).
9 Eisenstadt S.N. Modernization: Protest and Change. P. 2-5.
10 Rueschemeyer D. Partial modernization // Explorations in general theory in social science: essays in honor of Talcott Parsons/ Ed. by J.C. Loubser et al. N.Y., 1976. Vol. 2. P. 756-772; Цит. по: Волков Л.Б. Теория модернизации - пересмотр либеральных взглядов на общественно-политическое развитие (Обзор англо-американской литературы) // Критический анализ буржуазных теорий модернизации. Сборник обзоров. М., 1985. С. 72-73. Необходимо признать, что Р. Бендикс уже в 1960-е гг. признавал, что реальный процесс модернизации протекает как "частичный" (See: Bendix R. Tradition and modernity reconsidered // Comparative studies in society and history. Hague, 1967. Vol. 9. № 1. P. 330).
11 Цит. по: Волков Л.Б. Теория модернизации… С. 74.
12 См.: Красильщиков В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 40-56.
13 См.: Huntington S. Will More Countries Become Democratic? // Political Science Quarterly. 1984. № 99. P. 193-218.
15 Grancelli B. (ed.). Social Change and Modernization: Lessons from Eastern Europe. Berlin; New York: De Gruyter, 1995; Также см.: Цапф В. Теория модернизации и различие путей общественного развития // Социс. 1998. № 8. С. 16-17; Штомпка П. Социология социальных изменений; Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000; Турен А. Возвращение человека действующего. Очерк социологии. М.: Научный мир, 1998; Инглегарт Р. Модернизация и постмодернизация // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. / Под редакцией В.Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. С. 267-268.
16 Piirainen T. Towards a New Social Order in Russia: Transforming Structures in Everyday Life. University of Helsinki, 1997.
19 См.: New Perspectives on Historical Writing. Ed. by P. Burke. Cambridge, 1993. P. 233-248.
20 Therborn G. European Modernity and Beyond: The Trajectory of European Societies, 1945-2000. London, New Delhi: Sage Publications, 1995.