Несмотря на то, что в отечественной академической традиции даже в недавнем прошлом появлялись публикации по истории бизнеса, эту отрасль саму по себе следует считать новой не только в российской, но и в мировой науке в целом. По словам современного аналитика, «за последние годы история бизнеса стала новым вызывающим интерес предметом. Молодое поколение историков бизнеса отошло от прежних заказных разработок по истории отдельных компаний, устремившись к тематическим, концептуальным и сравнительным исследованиям эволюции бизнеса»1.

   «Эмансипация» истории привела к появлению за последние годы целой серии фундаментальных книг и вспомогательных трудов, таких, как «Международный справочник историков бизнеса», «Библиография британских историков бизнеса», «Финансы войны» и др. В 1994 г. по итогам крупной международной конференции по истории бизнеса в Роттердаме была впервые учреждена Европейская Ассоциация историков бизнеса, регулярно издающая свой бюллетень и организовавшая в августе–сентябре 1996 г. Первый конгресс историков бизнеса в Гетеборге на тему «Бизнес и европейская интеграция, XIX–XX вв.: региональные, национальные и международные перспективы». Вторая конференция состоялась в 1998 г. в Терни (Италия), были намечены ежегодные встречи в Роттердаме, Бордо, Осло (1999–2001 гг.). Все это свидетельствует о становлении истории бизнеса и превращении ее в самостоятельную дисциплину.

   Несмотря на то, что история бизнеса является сравнительно молодой научной дисциплиной, уже можно видеть результаты ее определенной эволюции за последнее десятилетие. История бизнеса появилась на свет как своего рода прикладная дисциплина, изучающая практическую деятельность фирм и компаний, ориентированная на анализ стратегий менеджмента, организационных инноваций, структурной реорганизации на том или ином предприятии. В свою очередь, сами историки стали чувствовать все большее неудовлетворение общепринятой опорой на социологические схемы, получившие распространение в «традиционной» экономической истории и оказавшиеся при ближайшем рассмотрении малопригодными для анализа специальных проблем на микроэкономическом уровне. Почему при сходных стартовых условиях развитие различных фирм происходит по-разному? Каковы оптимальные структурные параметры организации той или иной формы бизнеса? Каковы критерии целесообразности финансовых затрат при техническом переоснащении фирмы? Получение ответов на эти вопросы требует использования экономического подхода. С еще большей остротой проблема экономического подхода вставала при анализе деятельности индивидуальных предпринимателей и мелких фирм.

   Однако уже вскоре вовлеченные в создание истории тех или иных компаний историки (чей труд по заказу, оставаясь собственностью фирмы и приближаясь по своей функции к консалтинговым услугам, мог и не выйти за пределы фирмы-заказчика и не стать достоянием науки) столкнулись с обвинением в интеллектуальной близорукости, в отсутствии теоретической перспективы. Так эмпирические штудии стали уступать место теоретическим разработкам, охватывающим длительные и разнообразные периоды развития различных областей предпринимательства. История бизнеса превращается на наших глазах в интердисциплинарную отрасль, сочетающую задачи и методы экономической теории, социологии, социальной психологии, теории организации, международной политологии, математической статистики, демографии. Это позволяет сейчас историкам-экономистам анализировать такие проблемы, как определение стратегии экономического выбора, процесса принятия оптимальных решений, направлений и объемов производства, производительности, прибыли, инвестиций, рабочих связей и т.д.

   При решении этих задач, достаточно удаленных от обычного исторического повествования о череде успехов и неудач исследуемой фирмы или безыскусной биографии того или иного предпринимателя (хотя, если взглянуть на российскую ситуацию, вряд ли можно говорить об исчерпывающей завершенности и этих аспектов отечественной истории), ученый неизбежно вступает в зону концептуальных построений. Разделами истории бизнеса становятся не только формальные математические модели менеджмента, но и развитие организационных структур предприятия, юридических институтов, технологий.

   Из многочисленных теоретических направлений, получивших распространение в последние годы, британский теоретик истории бизнеса Джефф Джоунс склонен выделить четыре: так называемую институциональную экономику, теорию инноваций, теорию культуры и новые концепции стратегии бизнеса.

   Первое направление соединило в себе принципы промышленной организации и теории организаций. От традиционной экономической истории оно заимствовало интерес к предпринимательским «кланам», к строгим корпоративным структурам; в области методической для нее показательно применение инструментария теории игр.

   Внимание аналитиков инновационных процессов в тех или иных областях бизнеса сосредоточено на механизмах принятия решений и планирования, моделировании технологических изменений в производстве, финансовых инвестициях, торговле. Адепты интеркультурологических концепций (скажем, Геерт Хофстеде в его «Последствиях культуры» или Марк Кассон в «Экономике культуры бизнеса») основное внимание уделяют теории менеджмента, демонстрируя, что и организация деятельности фирм, и поведение предпринимателей обусловлены общекультурными различиями.

   Влияние культуры на развитие бизнеса сейчас признается всеми. Помимо социоэкономического, этот подход имеет и непосредственный эффект в технологической области. Отмечается, что фирмы одной отрасли в разных странах имеют больше сходства в сфере производственно-предпринимательской культуры, чем фирмы одной страны, но из разных отраслей бизнеса.

   Многочисленные концепции предпринимательской стратегии сфокусированы на обобщении причин успеха и неудач, рождения и краха фирм, перерождения, обновления, выживаемости как отдельных предприятий, так и целых отраслей. Основное внимание при этом уделяется «технике выживания» фирмы. Сюда относятся вопросы о том, что предопределяет способность фирмы развивать успех, а не впадать в кризис; следует ли за переменой руководства изменение судьбы предприятия, и если да, то что обуславливает изменение ситуации — психологическое воздействие нового стиля руководства, новые ориентиры в возникшей ситуации (или сочетание этих факторов). Иными словами, рассматриваются вопросы о том, почему одни компании процветают, а другие приходят в упадок и уходят с рынка.

   Специальное внимание уделяется инвестиционной стратегии. Именно динамическое соотношение между инвестиционной стратегией и организационной структурой предопределяет в последние годы успех в мире современных комплексных технологий и острой конкуренции. Исследователями выделяются шесть факторов предпринимательского прогресса, или, как их называют по-английски, «шесть М» инвестиционной стратегии: Money — деньги, Management — менеджмент, Manpower — рабочая сила, Machinery — оборудование, Materials — материалы и, наконец, Market — рынок. Успех в бизнесе зависит именно от того, насколько оптимально сочетание всех этих факторов в практической деятельности социально-экономической единицы.

   Совершенно очевидно, что такая постановка задачи предполагает сочетание технолого-экономических методик с принципами социологического исследования. Этим обусловлено то, что, по экспрессивному высказыванию профессора Массачусетского университета Уильяма Лазоника, специально занимающегося инвестиционной стратегией и теорией конкурентоспособности, в настоящее время экономические проблемы вопиют, взывая к методологической революции при интеграции экономической теории и экономических реалий. Инновационные процессы в современном мире бизнеса уже не могут состояться в виде хаотического движения, но успешно ведутся лишь при сбалансированности общих теоретических принципов с прикладными аналитическими выкладками тактического и стратегического характера.

   Проблемы финансов и банковской деятельности всегда были одним из центральных объектов изучения истории бизнеса. Последние годы отмечены появлением именно в этой области фундаментальных трудов, а также книг, посвященных финансированию промышленности, вопросам финансовых кризисов, инфляции, денежным реформам, месту государственных центральных банков в экономических системах. Эти исследовательские аспекты важны как сами по себе, так и применительно к современной российской и восточноевропейской ситуации2.

   Наконец, немаловажным сегодня оказывается и сюжет социокультурного плана. Такие вопросы, как экономический менталитет, образ бизнесмена, стратификация групп и персоналий, вовлеченных в международный бизнес, притягивают к себе сейчас все большее внимание историков3. Стиль предпринимательства и влияния общей культуры на стратегию фирмы, вопросы образования и кругозора бизнесмена в реальности оказываются не менее важными, чем проблемы финансов и капитала, теории и практики менеджмента и трудовых отношений.

* * *

   В этой связи место России в истории бизнеса может быть выделено специально, особенно в наши дни. Стремительные перемены в Восточной Европе и в России изменили всю систему координат и в экономике, и в гуманитарной сфере. Даже книги по истории советской и постсоветской России, появившиеся пять лет тому назад и казавшиеся тогда еще достаточно актуальными4, сейчас выглядят старомодными (при всем аналитическом мастерстве их авторов) и вытесняются новейшими разработками и оценками, ориентированными на современность5.

   Академический подход к экономической истории и истории бизнеса в нашем Отечестве, даже в сравнительно недавнем прошлом, может быть назван как двойственный. Усилия ученых в основном концентрировались на критике противостоящей экономической системы, стиля жизни и перспектив экономического негативно оцениваемого капитализма. В этих условиях сами категории «бизнес», «бизнесмен» употреблялись негативно. Тем самым Россия как бы исключалась из мировой экономической системы, противопоставлялась предпринимательским связям Западной Европы, США, Японии и других стран. В зарубежной же научной литературе нередко также утверждалось представление о нетипичности, маргинальности, анахронизме хозяйственно-культурной жизни России. В итоге Россия и Восточная Европа практически вообще не рассматривались во всемирной экономической истории.

   Однако ситуация изменилась, свидетельством чего можно представить дополненное издание «Краткой всемирной экономической истории» одного из ведущих американских экономистов-историков Рондо Камерона6. Признанный авторитет в области мировой истории предпринимательства, он является автором классических монографий — «Франция и экономическое развитие Европы», «Банки на ранних этапах индустриализации», соавтором книг «Европейский мир» и «Цивилизации: западная и мировая», редактором — совместно с В.И.Бовыкиным — фундаментального труда «Международное банковское дело, 1870–1914 гг.»

   В новом издании, охватывающим тысячелетия экономического развития, свое место получают разделы, посвященные России. «Российская империя в начале XX в., — пишет Р. Камерон, — обычно рассматривалась как одна из великих держав. Этот статус определялся ее территорией и населением, намного превосходящим любую из европейских наций. По валовым экономическим показателям Россия также виделась значительной: по объему промышленного производства она занимала пятое место в мире после США, Германии, Великобритании и Франции. Она имела развитое текстильное производство, особенно хлопка и льна, а также тяжелую индустрию — угольную, чугунолитейную, сталелитейную промышленность. Россия занимала второе место после США по производству нефти, а за несколько лет до конца XIX в. даже вышла на первое место». Однако эти значительные абсолютные цифры, считает исследователь, служат обманчивым ориентиром в области российского экономического могущества. «Производство на душу населения и потребление угольного топлива в России были значительно ниже даже такой страны, как Австрия. Подобным было положение почти в каждой из отраслей производства. Россия оставалась преимущественно аграрной страной; более двух третей рабочей силы было занято в сельскохозяйственном секторе, где производилось более половины национального дохода. Доход на душу населения не превышал половины того, что имело место во Франции и Германии, и составлял около трети соответствующих показателей США и Великобритании. Производительность, особенно в сельском хозяйстве, стесненном примитивной технологией и ограниченностью капиталовложений, оставалась крайне низкой».

   Свои оценки Р.Камерон основывает на сравнительно-статистических данных европейской исторической статистики за 1750–1970 гг. Он отмечает связь начавшейся в XVIII в. индустриализации прежде всего с государственными интересами России, оценивая, однако, этот процесс как экономически нежизнеспособный; лишь с 30-х гг. XIX в. стали очевидными существенные сдвиги в российской индустриализации.

   Особенно значительным представлен в книге экономический сдвиг, последовавший за реформами 60-х гг. XIX в. «Государство поддерживало программу железнодорожного строительства с привлечением ввозимых капиталов и технологий, реорганизовало банковскую систему с целью внедрения западного финансового инструментария. Приметы эффективности новой политики стали очевидны в середине 80-х гг. и проявились в «великом скачке» промышленного производства в 90-е гг.», когда по темпам роста выпуска промышленной продукции Россия опережала страны Западной Европы. По заключению автора, за полувековой период до Первой мировой войны российская экономика претерпела существенную эволюцию в сторону модернизации и создания технологически совершенных систем. Но Россия все же осталась позади высокоразвитых экономически западных стран. Экономическая слабость обострилась во время войны, стала одной из причин поражения России и ускорила революцию 1917 г.

   Развитие мировой экономики после Первой мировой войны оценивается как период дезинтеграции. Именно с этой точки зрения анализируются экономические последствия революций в России и советская экономическая практика, в которой государственный плановый механизм заменил рыночную экономику7. С глобальных историко-экономических позиций советский период развития отечественной экономики оценивается как эпоха функционирования изолированного хозяйственно-государственного механизма, распространившего свое влияние на соседние страны главным образом благодаря военно-политическому контролю, а не экономической целесообразности и эффективности.

   Отправной точкой радикальных социально-политических изменений последнего десятилетия во всех странах Восточной Европы и СССР признается именно экономический коллапс, вызвавший не только массовую неудовлетворенность системой тотального государственного контроля в экономической, социальной и интеллектуальной сферах, но и осознание необходимости решительных перемен даже в самих правительственных кругах социалистических стран. Однако идея перестройки М.Горбачева, признававшая «сочетание демократического централизма с самоуправлением», возводила в лозунг несоединимые с точки зрения экономических законов понятия, а выдвинутый тезис «об инициативе масс», направленной на преодоление экономического упадка и выхода из кризиса, оценивается в книге Р.Камерона скорее как стилистический оборот. Тем не менее рост частной инициативы, открытая политика по отношению к зарубежным структурам, выход отечественной экономики на международные финансовые и промышленные рынки представляются явными следами экономической «конвергенции», предсказанной еще в 60-е — 70-е гг.

   Прогнозам не чужда и рассматриваемая книга. В свое время на мировую научную общественность произвели впечатление результаты работы группы Массачусетского Технологического института «Пределы роста» (The Limits of Growth), которые предсказывали ограничение в ближайшие десятилетия дальнейшего экономического роста, вызванное рядом глобальных факторов (ускорение индустриализации, быстрый рост народонаселения, плохое питание значительной части населения планеты, истощение жизненно важных ресурсов, экологическая деградация). Нарушение шаткого равновесия между всеми этими составляющими и приводит к экономическим и социальным катаклизмам как на уровне отдельных индивидуумов и небольших групп, так и на уровне национальных экономик, независимо от того, являются ли они высокоразвитыми, среднеразвитыми или развивающимися. В такой тональности и завершается анализ тысячелетнего развития мировой экономики Р.Камерона.

* * *

   Период, переживаемый сейчас Россией, во многих отношениях подобен сфинксу, головоломные загадки которого пытаются разрешить многочисленные эксперты как в России, так и во всем мире. В связи с этим будет полезно остановиться на двух, на мой взгляд, самых заметных книгах последних лет, в которых предлагаются подходы к анализу соответствующих вопросов. Необходимо лишь делать оговорку о том, что никакие взгляды — ни наши собственные, ни предлагаемые в литературе — не могут претендовать на абсолютную истину. Как и всякое изучение столь подвижного и изменчивого явления, как экономика и общество, они всегда предполагают риск и всегда ставят реальности неокончательный диагноз.

   Тема коллективного исследования «Бизнес и менеджмент в России» профессора Северо-Восточного университета в Бостоне Шейлы Паффер и ее коллег, среди которых есть американские, французские и российские исследователи, и интересна, и загадочна одновременно. Российская экономика за последнее пятилетие претерпела такое интенсивное развитие, а изменения были такими быстрыми и резкими, что подчас ситуация годичной давности выглядит уже далеким анахронизмом. Нередко случается, что книга о политике, экономике и бизнесе в России, опубликованная два-три года тому назад, устаревает быстрее, чем ее успевают прочесть. Однако рассматриваемая публикация8 вызывает особо пристальный интерес именно потому, что ей вряд ли угрожает судьба «однодневки».

   Такие разделы книги, как «Управленцы в России», «В поисках общей почвы для российской и американской этики бизнеса» или «Алмазы и ржавчина» на российском пути приватизации», скорее сориентированы на практические рекомендации — как делать бизнес в современной России, какие национальные особенности законодательных, политических, исторических и даже социопсихологических стандартов здесь можно встретить. Но чисто практической стороной дела книга не ограничивается. В теоретическом плане ученые стоят перед необходимостью сформулировать методические принципы анализа, коль скоро статистические данные деятельности абсолютного большинства российских банков, коммерческих фирм, страховых компаний, различных фондов в настоящее время практически закрыты или мало доступны.

   В такой ситуации применяется едва ли не единственно возможный путь анализа — метод анкетирования как российских предпринимателей, так и их зарубежных коллег, имеющих свое дело в России. Однако для анализа многих вопросов отсутствие надежных отчетных данных о деятельности фирм не может не сказываться негативно. Так, на основе метода анкетирования, без систематического обращения к статистике управленческих отчетов очень трудно изучать эффективность приватизации на уровне фирмы, или принципы партнерства в бизнесе, или роль женщины в управлении. Вследствие того, что такая быстро развивающаяся отрасль в России, как финансовый и банковый бизнес, остается пока вне поля зрения исследователей, до известной степени восполнить лакуну в данной области могут новейшие публикации по этой теме, хотя они и носят в основном справочный и представительский характер (например, «Россия и ее банковская система» Алана Робинсона9 или ряд новых справочников: «Коммерческие банки России»10; «Банки СНГ и Балтии. Справочник»11; «Финансовые институты России»12).

   Книги эти, вполне очевидно, не лишены недостатков: им не хватает историзма, они не всегда видят глубокую дифференциацию в положении Москвы и некоторых других городских центров сосредоточения банков, фирм, частных компаний и групп, с одной стороны, и консервативной провинцией, аграрной и сырьевой периферией — с другой. Во многих случаях при отсутствии новых правовых норм параграфы советских законов применяются в судебных разбирательствах, несмотря на то, что они устарели и не имеют никакого отношения к современному уровню развития бизнеса в России. Данное обстоятельство также мало учитывается во многих из публикуемых ныне книжных изданий.

* * *

   Если Шейла Паффер с соавторами в большей степени фокусируют внимание на системе управления в современном российском бизнесе, то книга, изданная профессором социологии Центра сравнительного изучения труда Уорвикского университета Саймоном Кларком «Российское предприятие в переходный период»13, анализирует все уровни функционирования промышленного предприятия и транспортных фирм за последнее пятилетие. Исследование основано на систематических наблюдениях группы ученых Института сравнительного изучения трудовых отношений. Были выбраны предприятия различных типов, где очень показательно высвечиваются проблемы реформирования экономики.

   Одна группа ученых анализировала ход реформ на кемеровском предприятии по производству пластмасс, другие обратились к опыту питерского предприятия, занимающегося с 40-х гг. выпуском вентиляторов и электромоторов. Самарская исследовательская группа имела дело с двумя местными «монстрами» ВПК, один из которых производил подшипники, а другой — алюминий. Наконец, на примере Республики Коми изучались пути решения острых проблем, вызванных реформами, применительно к транспортной системе Сыктывкара. Основное внимание сосредоточено было как на производственных показателях, так и на социальной стороне принципиальных структурных изменений, отвечающих вызову времени реформ.

   Саймон Кларк, предваряющий конкретные ситуативные исследования по указанным направлениям собственной аналитической статьей, — известный специалист в области изучения современной российской экономики. Только за последние два года им изданы еще три книги, представляющие собой коллективные труды и характеризующие современной состояние дел в России. Это «Менеджмент и промышленность в России: Формальные и неформальные отношения в переходный период»14, «Конфликты и перемены на российском промышленном предприятии»15, «Трудовые отношения в переходный период: Зарплата, занятость и трудовые споры в России»16. Таким образом, очевидно, что руководитель большого совместного проекта наряду с чисто экономическими вопросами решает и проблемы новой современной междисциплинарной отрасли — конфликтологии.

   Взгляд авторов сфокусирован на качественных изменениях в общественной структуре организации производства на всех уровнях предприятия. Соответственно значительна и роль квалитативных методов социологического исследования, наряду с общепринятыми количественными методами экономико-статистического анализа. Значение такого подхода к предмету определено еще и тем, что производство в России традиционно опутано сетью неформальных отношений политиков, бюрократии, финансовых и коммерческих структур, многие из которых в современных условиях функционируют на грани законности, а иные прямо выходят на криминальную сферу. Вследствие этого экономическая судьба предприятия определяется внешними связями в не меньшей степени, чем внутренними процессами развития.

   Главный акцент исследователи делают на социальных последствиях перехода к рынку предприятий, объединяющих сотни, тысячи, а то и десятки тысяч людей в сложный комплекс, определяющий экономические, общественные и культурные рамки структуры человеческих связей. Фактор развития именно гуманитарного потенциала оказывается при данном срезе анализа предприятия не менее важным, чем экономические и финансовые аспекты развития.

   Переход к рыночной экономике оценивается как процесс, выражающий тенденции, уже обозначившиеся внутри советской системы, вследствие чего традиции часто оказывают влияние и на самые современные модели развития, как только дело реформ доходит до конкретного завода, цеха или мастера.

   Проводимая изначально российскими реформаторами идея движения к рынку интерпретируется как «неоклассическая», согласно которой параллельные процессы маркетизации и приватизации должны привести к переходу к эффективной и динамичной капиталистической экономике. Маркетизация является процессом, в ходе которого цены на товары и услуги начинают формироваться под давлением конкуренции, а средства перераспределяются между отраслями в соответствии с их сравнительной привлекательностью. Приватизация же оказывается средством, благодаря которому производственные активы становятся объектами частной или, возможно, кооперативной собственности, с тем чтобы они могли быть размещены, исходя из оценки текущих денежных затрат и прибылей.

   Маркетизация и приватизация принуждают к развитию и соответствующей системы законодательства, которая гарантировала бы неприкосновенность частной собственности и личности, а также возможность реализации заключенных соглашений. Они заставляют банковскую систему гарантировать свободное обращение при сохранении целостности валютной системы; они стимулируют развитие финансовой структуры, которая могла бы осуществлять отраслевое перераспределение финансовых ресурсов на основе принципа максимизации ожидаемого дохода, а также фискальной системы, которая бы отличалась максимально возможным уровнем беспристрастия и установлением разумного уровня налогообложения. Все эти процессы нуждаются в той или иной степени в прямом посредничестве государственных и международных структур.

   Эта идеальная модель капиталистической экономики, по заключению С.Кларка, создает теоретические основы дуалистической модели экономики переходного периода к рынку. В соответствии с этой моделью переходный период рассматривается не как эволюционное развитие существующей системы при определенном воздействии развивающихся рыночных структур. Напротив, ранее существовавшая система, согласно данной модели, не имеет внутреннего динамизма; она оценивается исключительно негативно и только в качестве препятствия, которое следует преодолеть или сломать, так что новая система может быть создана из ее лишь фрагментов.

   Несмотря на раздававшуюся уже на начальном этапе реформ критику шоковой терапии, отмечается, что в реальности инерция существовавшей системы как барьера для радикальных перемен не была определена. Прежде всего любого аналитика сразу поражают чрезвычайное многообразие, гибкость и маневренность управленческой стратегии в деле адаптации к ситуации, вызванной развалом советской системы. С начала 1992 г. российская экономика демонстрировала ошеломляющий темп перемен. Исследователь отмечает крайнюю неустойчивость относительных цен, существенные изменения в структуре производства, колоссальное перераспределение доходов и материальных ценностей, весьма существенные региональные ценовые различия и дифференциацию отраслевых прибылей, резкие перемены в государственной налоговой и кредитной политике, значительные перемещения трудовых ресурсов и сдвиги в уровне заработков. Он считает, что ни одно из этих изменений не соответствовало предписаниям, соответствующим известным моделям развития. Российские предприятия смогли в целом энергично отреагировать на рыночные стимулы, прокладывая собственные пути, приноравливаясь к каждой конкретной ситуации.

   Специфика российского перехода объясняется еще и тем, что неразвитость финансовой и денежно-кредитной системы означала более жесткое, чем в развитых рыночных экономиках, давление бюджетных ограничений на российские предприятия. Поэтому управленцы в России вынуждены были продемонстрировать экстраординарную приспосабливаемость и маневренность перед лицом изменений и относительных цен и условий поставок, которые, по мнению С. Кларка, привели бы любого капиталиста-менеджера к бессильному отчаянию. Российская экономика осуществила чрезвычайно резкий и быстрый сдвиг, и российские хозяйственники сумели в целом чрезвычайно рационально отозваться на вызов этих перемен.

   Указанный сдвиг представляется еще более значительным, если учитывать исходные параметры реформ. Советское предприятие в глазах западного экономиста выглядит иррациональным вариантом капиталистического предприятия, где чисто экономическая целесообразность опосредована политическим и экономическим давлением извне, что является производным изначальной иррациональности госсoбственности и централизованного планирования. Однако в рамках советской системы существовавшей экономической модели нельзя было отказать в своей логике. Целенаправленно создававшаяся зависимость от центра — как в политическом, так и экономическом отношениях — соответствовали той логике, которая определяла жизнь предприятия от администрации до цеха. Административно-командная система отвечала на запросы государства, и прежде всего его военного аппарата. Подчинение социально-экономической системы требованиям военно-промышленного комплекса предопределило ее формирование как принципиально немонетарной системы. На внутреннем рынке деньги в таком случае выполняют функцию средства расчета, а не универсального эквивалента, а пресловутый «план» оказывается мобилизующим миражом, постоянно подпираемым перераспределением ресурсов и штурмовщиной.

   В этой ситуации цели предприятия ограничиваются расширенным самовоспроизводством. Интересы управления на каждом уровне такой системы представляются противоречивыми, ибо, с одной стороны, руководитель стремился занизить требования, которые могли быть спущены сверху, и увеличить средства, получаемые оттуда же, а с другой стороны, объемы поставок и производства уже как бы задавались планом, ограничивая не только количественный, но, главное, качественный рост продукции. Предприимчивость «социалистического менеджера» проходила испытания в условиях постоянного дефицита поставок и необходимости маневра с предприятиями-партнерами. Это обстоятельство породило гипертрофию значимости неформальных связей, часто на грани законности, для обеспечения «нормальной» в теории работы предприятия. Эти же связи обуславливались и политикой авторитарного патернализма центрального управления экономикой.

   Горбачевская попытка нерадикального реформирования системы путем предоставления предприятиям большей независимости неминуемо вела к дезинтеграции самой системы, равно как и утрата контроля за производством вела к потере контроля над средствами, от которых зависело существование системы. Необходимые в таком случае децентрализация процесса принятия решений, развитие самофинансирования, юридическая автономия предприятия порождали фактически постепенное установление контрактных отношений между предприятием и государством, подобно тому, как контрактные отношения устанавливаются с любым контрагентом. А это уже ломало прежние иерархические стереотипы.

   Решительным и необходимым дальнейшим шагом стала приватизация. Специфика российского опыта заключается в том, что процесс приватизации начинался «без капитала». Понимание советской системы производства как немонетарной основано не на том, что деньги не существовали как таковые, (ибо деньги, разумеется, были и средством обмена, средством расчетов), а на том, что деньги не являлись капиталом в собственном смысле этого слова. Знакомые всем нехватка устойчивых инвестиций, упор на максимальное ускорение оборота наличности, неиссякающее доверие к бартеру и межведомственному кредиту — все это симптомы попыток осуществить переход к капитализму при отсутствии капитала. Появление новых коммерческих и финансовых структур означало интенсификацию и ускорение превращения денег в капитал, но это не было достаточным условием превращения советской системы в капиталистическую в сфере общественного производства, ибо по большей части этот капитал обращался в рамках коммерческих, финансовых и политических каналов при значительной доле его оттока за границу.

   Центральный момент процесса «приватизации без капитала» заключался как раз в отсутствии денежного капитала, посредством которого покупка государственного имущества отвечала бы на запросы приватизации. Это, в свою очередь, означало, что это имущество было малоценным или вообще не представляло какой бы то ни было ценности в качестве капитала.

   Первые шаги реформы делались в условиях борьбы за контроль над собственностью, пока еще не ставшей частной. Отсутствие эффективных уставных, нормативных, законодательных, политических или состязательных механизмов корпоративного управления создавало широкие возможности для выкачивания прибыли из неприбыльных предприятий через коммерческие и финансовые структуры. Однако, по мнению С. Кларка, это не является свидетельством неразвитости этики бизнеса в России. Российские бизнесмены быстро воспринимают принципы общения у своих партнеров — интернациональных корпораций. Ключевым моментом понимания проблемы на первых порах были не столько активы предприятия, которые ничего не стоили, сколько контроль за активами, который, однако, невозможно оценить в денежных единицах. Российская форма приватизации предусматривала получение контроля без необходимости нести бремя собственности на активы. Доступ к привилегиям, получаемым от государственной власти, в этих условиях столь же важен для новых капиталистов, как и для «красных директоров». Вследствие этого динамика перехода к рынку определялась взаимоотношениями между трудовым коллективом как в большинстве случаев непосредственным участником приватизации (по крайней мере номинальным), коммерческими и финансовыми структурами и государством, интересы которых пересекаясь в условиях соперничества за права контроля над предприятием.

   Наблюдавшаяся в последние годы интеграция коммерческих и финансовых структур с промышленными предприятиями отражает не столько подчинение последних логике капиталистического хозяйства, сколько сращивание финансового и коммерческого капитала в «государственно-предпринимательский узел», который остается основополагающим механизмом присвоения прибыли. Отношения между предприятиями и новыми финансово-комерческими структурами видятся подобием симбиоза: последние овладели монополией на новые направления и технологии, в то время как первые продолжали контролировать огромные материальные и финансовые ресурсы и во многих случаях осуществляли важные скрытые контакты с государственными структурами. Тем самым сделка между этими двумя сферами сулила выигрыш и тем, и другим.

   Российское предпринимательство в рассматриваемой книге выглядит живым организмом, переживающим радикальные изменения в своей судьбе на пути от советского командного централизма к экономическому либерализму. Авторы скрупулезно прослеживают некоторые специфические черты каждого из исследуемых предприятий, выделяя при этом все главные возникающие на пути выживания проблемы, а также причины успехов и поражений, пережитых за последнее пятилетие. Адаптация к новым экономическим условиям постсоветской России потребовала как от лидеров, так и от каждого работника и чрезвычайной остроты реакции, и нестандартности в принятии решений, и высокой маневренности в определении стратегии организации и управления.

* * *

   Подведем итоги. С каждым годом Россия предоставляет историкам экономики и бизнеса массу нового материала для размышлений. Специфика российского пути преодоления тоталитаризма как в политике, так и в экономических отношениях обусловлена и традициями истории России, и специфическими чертами менталитета ее народов, характером социальных отношений и психологии. Традиции — как глубокие исторические, так и сформировавшиеся на протяжении семидесятилетнего коммунистического периода — тяготеют над многими самыми революционными новациями современности.

   Фон экономических реформ в России обременен противоречиями советского прошлого, приведшего к краху административно-командной системы экономики. Решительность и быстрота перемен диктовали форс-мажорные методы проведения реформ. И теоретико-обобщающие, и конкретно-исторические части рассматриваемых международных исследований демонстрируют мозаику фактов, тенденций, подходов к анализу современной российской экономики. У книг нет заключительных глав, подводящих итоги, и это символично. Российское предпринимательство все еще переживает период своего становления. Об окончательных его достижениях еще нет однозначных заключений, а прогнозирование нередко оказывается неблагодарным занятием. Как следствие, сам процесс исследования истории современного отечественного предпринимательства претерпевает интенсивные метаморфозы.

   Итак, современный взгляд на историю предпринимательства исходит из того, что большой бизнес получил развитие как многонациональный феномен, и Россия в его структуре на рубеже последних столетий занимала свое место. Один сюжет, непосредственно важный для современной отечественной экономической истории, занимает сегодня особое место в дискуссиях историков бизнеса. Это — проблема взаимоотношений государства и предпринимателей, правительственных структур и бизнеса, административных институтов и рыночной экономики. В данном контексте затрагиваются проблемы, связанные с целесообразностью государственного вмешательства в экономические процессы, ролью политических реформ в экономической жизни, места протекционистских мер в рыночной экономике.

   Исследования в этой области по большей части касаются национального уровня экономики и бизнеса. Сравнительный анализ различных экономических систем, приложение традиционных методов экономики к российским реалиям — это лишь некоторые перспективные направления исследований в данной области. Особая роль государства и его инструментов, трудности освобождения от административного тоталитаризма, возможности временного сосуществования различных укладов — от рудиментарного распределения до свободного (даже «дикого») рынка в различных регионах России — все эти вопросы еще ждут настоящего глубокого анализа.

1  The Rise of Multinationals in Continental Europe, ed. by G.Jones, H.G.Schröter. Aldershot, 1993. P. 11.

2  Hanke S.H., Jonung L., Schuler K. Russian Currency and Finance. A Currency Board Approach to Reform. London, 1993; Boettke P. Why Perestroika Failed. London, 1993; Filtzer D. Soviet Workers and the Collapse of Perestroika. Cambridge, 1994.

3  Coalitions and Collaborations in International Business, ed. by G.Jones. Aldershot, 1993; Business Elites, ed. by Y.Cassis. Aldershot, 1994.

4  Smith A. Russia and the World Economy: Problems of Integration. London, 1993.

5  Malia M. The Soviet Tragedy. A History of Socialism in Russia, 1917-1991. The Free Press, 1994; Steele J. Eternal Russia. Faber&Faber, 1994; Durden-Smith J. Russia. A Long Short Romance. Century, 1994.

6  Cameron R. A Concise Economic History of the World. From Paleolithic Times to the Present. London, 1995.

7  Cf.: The Disintegration of the Soviet Economic System, ed. by M.Ellman and V.Kontorovich. London, 1992; The Economic Transformation of the Soviet Union, 1913-1945, ed. by R.W.Davies, M.Harrison, St. Wheatcroft. Cambridge, 1993.

8  Puffer Sh.M. & Ass. Business and Management in Russia. Cheltenham; Brookfield, 1996.

9  Robinson A. Russia and its Banking System. London, 1995.

10  Commercial Banks of Russia. English-Russia Directory. V. 1-2. Moscow; N.Y., 1996.

11  Banks of the CIS and Baltic States. English-Russian Directory. Moscow; N.Y., 1996.

12  Russian Financial Services Companies. English-Russian Directory. Moscow; N.Y., 1996.

13  The Russian Enterprise in Transition, ed. S.Clarke. Cheltenham; Brookfield, 1996.

14  Management and Industry in Russia: Formal and Informal Relations in the Period of Transition. Cheltenham; Brookfield, 1995.

15  Conflict and Change in the Russian Industrial Enterprise. Cheltenham; Brookfield, 1996.

16  Labour Relations in Transition: Wages, Employment and Industrial Conflict in Russia. Cheltenham; Brookfield, 1996.