Некоторые проблемы изучения трудовых отношений в России до и после революции

   Для дореволюционной России было характерно несколько типов индустриального развития, которые сложились в течение длительного времени под влиянием природно-демографических и социально-экономических факторов . В соответствии с каждым типом складывались определенные организационно-технические формы промышленности, отношения между работниками, отношение к труду и трудовая этика. Комплекс всех этих отношений практически невозможно “растащить” на отдельные составляющие, как делала предшествующая историография, и следует рассматривать в неразрывном единстве через призму складывающихся на этой основе особенностей культуры, менталитета основной массы людей, как в сфере самого трудового производства, так “около” и “вне” ее. С этой точки зрения полезно посмотреть и переосмыслить предшествующую дореволюционную и советскую историографию рабочего класса. В наибольшей степени задачам проекта отвечает постановка вопроса о культурно-техническом уровне отечественного рабочего класса и попытки отдельных авторов придать изучению этой проблемы более широкий исторический контекст, равно как и более ранние попытки микроанализа (отчеты фабричных инспекторов, земские, санитарные обследования, позднее — история фабрик и заводов, строек, отдельных трудовых коллективов, монографические исследования быта в рабочих районах, бюджетные обследования рабочих и их семей, материалы различных проверок, ревизий и пр., проводимых партийными, советскими и профсоюзными органами) .

   Процесс быстрой индустриализации, который начался в России в конце ХIХ — начале XX в., наложился на уже сложившуюся ткань трудовых отношений, которые так или иначе были унаследованы на весь период индустриальной гонки и прослеживаются вплоть до настоящего времени. Особенностью индустриализации России было то, что она в течение многих десятилетий протекала не просто в крестьянской стране, а в такой стране, где сохранялись традиции особого крестьянского общинного уклада и образа жизни. Столкновение традиционной крестьянской и городской культуры имело в России специфический характер и отражалось на всей совокупности трудовых (и социальных) отношений. Влияние общины и ее традиций на формы труда, его характер, ритм, интенсивность и пр., заставляющее говорить о существовании особого “русского труда”, его свойствах и недостатках, должно быть принято во внимание в первую очередь, поскольку в немалой степени способствовали возникновению и развитию таких явлений как принуждение, насилие, тщательная регламентация. Здесь, видимо, следует проследить возникновение одного из главных противоречий советского социализма — столкновение марксистских представлений о “свободном труде на благо общества” и его стимулами с конкретными формами сложившихся трудовых отношений. Дело даже не в том, что “русский человек плохой работник” (Ленин), а в несоответствии характера современного производства традициям и навыкам традиционного общинного труда: сезонность (“сначала спячка, а потом горячка”), штурмовщина (раз, два взяли, еще взяли), недисциплинированность, необязательность (“авось”), и в то же время выносливость (“работа до седьмого пота”) и непритязательность, сотрудничество, взаимопомощь, патронаж, землячество, наблюдательность, сметка, изобретательность и прочие качества, отмечаемые как специфические черты трудовых отношений в России. Как представляется, с особой силой трудовые конфликты обозначились на производстве в период “ревущей индустриализации”, отмеченной массовым наплывом рабочих из деревни и дискурсивной практикой: “Жарь, Ваня, до социализма одна верста осталась!”

   Представляется, что 1930-е годы являются узловым периодом для понимания сущности и характера трудовых отношений при советском социализме. Поэтому, видимо, необходимо тщательно рассмотреть и переосмыслить в свете новых подходов многие традиционные сюжеты историографии, касающиеся изучения трудовых отношений (состав “рабочей силы”, использование рабочего времени, производительность труда, факторы способствующие и препятствующие ее повышению, регламентация (нормирование) труда, формы вознаграждения и стимулирования, условия и охрана труда и др. Сюда следует добавить необходимость изучения причин распространения принуждения (или понуждения) к труду в этот период, его корреляцию с расширением сферы принудительного труда в ГУЛАГе и его влияния на весь спектр трудовых отношений, характерный для всего советского периода и даже после него (“мы” делаем вид, что работаем, “они” делают вид, что нам платят). Надо, видимо, внимательно проанализировать вопрос о ликвидации безработицы в СССР и ее трансформацию в нечто иное, получившее позднее определение “скрытой безработицы”.

   В принципе при исследовании можно выделить районы и отрасли с каким-то преобладающим типом организации труда и трудовых отношений, но кажется, что Центральный промышленный район наиболее ярко представлял собой любопытное сочетание как традиционных отношений, так и новых тенденций в новейшей истории России, что позволяет рассматривать проблемы как преемственности, так и прерывности в изучении труда. Москва олицетворяла собой своеобразный “котел”, где “варились” главные социальные процессы. Изучение ее периферии помогает понять возникновение многих противоречий, характерных для всей истории труда после революции, в том числе и тех, что сохранились после краха советского социализма.