Леонард К.С. Выступление на "Круглом столе" по итогам XI Международного конгресса по экономической истории, 5 января 1995 г. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. В.И.Бовыкина и Л.И.Бородкина. Вып. 1. М., 1996. С. 32-35.
В интернет-версии публикации начало каждой страницы отмечено: {номер страницы}.
{32}
К.С.Леонард
(Нью-Йоркский университет, США)Комментарии российских коллег по поводу относительной изоляции российских участников Миланского конгресса вызвали у меня две главные мысли.
Первая. Лед, сложившийся за долгие десятилетия, сломан. И ясно, что навсегда; взаимное же уважение растет. Некоторая изоляция, которая может быть сейчас и мучительна, очевидно, будет длиться недолго. Участие в работе Исполнительного Комитета Международной Ассоциации по экономической истории российских ученых в последние годы - В.И.Бовыкина и А.А.Фурсенко создавало для российских ученых возможности часто участвовать в международных конференциях, в отличие, скажем, от ученых из некоторых небольших западных стран, имевших на этих конференциях малое представительство. Профессор {33} И.Д.Ковальченко, инициатор обменов с американскими историками, является тем специалистом по экономической истории, чьи труды широко известны в американских академических кругах и часто цитируются.
Вместе с Л.И.Бородкиным мы принимали участие в международных конференциях в США в течение нескольких лет, отстаивая наши общие научные устремления. Поначалу мы проводили много времени, обсуждая и описывая результаты совместной работы. Сейчас же мы имеем реальные выходы на расширение нашего сотрудничества: так, фонд МакАртуров поддержал проект организации Международной конференции по экономической истории под эгидой Центра экономической истории на историческом факультет МГУ.
Отмечу, что российские ученые, участвовавшие в работе секции “В” Миланского конгресса, организованной Б.Н.Мироновым и мной - “Формы оплаты труда и занятость в доиндустриальной Европе и Америке”, получили признательность и теплый прием со стороны зарубежных коллег. Работы россиян включали доклады, представленные Л.И.Бородкиным (в соавторстве со мной), Н.Б.Селунской, Л.В.Миловым, а также научные критические ремарки Е.И.Пивовара и Б.Н.Миронова.
Наш доклад был посвящен объяснению эффекта относительного постоянства заработной платы рабочих в России в конце XIX в. в условиях меняющейся рыночной конъюнктуры.
Н.Б.Селунская представила доклад, который стимулировал активную дискуссию о том, как определить характер оплаты труда в России в XIX веке. Ее работа касалась природы наемного труда, применяемого в сельском хозяйстве. Экспертами по ее докладу были Пат Херлих (Университет Брауна) и известный русист из Лондонской экономической школы Ольга Крисп.
{34} В заключение работы секции был представлен интересный доклад Л.В.Милова о краткосрочном сезонном труде и его существенном влиянии на заработную плату в доиндустриальное время.
Доклады американских, британских и европейских ученых касались трудных проблем измерения, связанных со сравнением номинальной (и даже реальной) заработной платы в разных странах в условиях заметных различий в длительности рабочего дня; сопоставления форм социального страхования в США и обеспечения гарантий наемной рабочей силы (в связи с зарплатой) и т. д.
Вторая мысль состоит в том, что я, как исследователь-русист, обращаю внимание на странный феномен исключения России из повседневного оживленного диалога о западной экономической истории и из большинства публикаций по европейской экономической истории (Ян де Вриес, Дональд МакКлоски и др.). Американские и западноевропейские ученые делают серьезный упор на географическую отдаленность и традиционную историческую уникальность России (Russiаn exceptionalism), только заостренную в трудах Гершенкрона (однако, блестящих). Американцы и европейцы ранее не давали комментариев к российским статьям и не обращались к российскому опыту в своих трудах, потому что они исходили из того, что российская ситуация является слишком необычной, своеобразной, неизвестной. Разумеется, как политическая, так и экономическая система России в девятнадцатом столетии не были подобны тем, что развивались в Америке и Западной Европе. Но множество российских экономических историков чрезвычайно убедительно продемонстрировали, что индустриализация уничтожала некоторые особенности России, и та в плане индустриализации была, в определенном смысле, вполне европейской страной. В конце концов, какая страна {35} не имела своих собственных традиций? Возьмем, например, такой специфический институт американского развития как рабство, выделяющий США в качестве объекта специального рассмотрения. Англия в это время вступила в индустриальную фазу своей истории, а вслед за ней - и ряд других стран. Отметим также продолжающуюся дискуссию об английской исключительности.
Развивая далее эту точку зрения, я думаю, что проблему продолжающейся изоляции в отношении к российской истории следует рассматривать в более широком контексте концепций, принятых в Западной Европе и Америке. Иллюстрируя этот тезис, обратимся к тенденции (как-то слишком активно воспринятой в убедительных работах американских последователей школы Анналов, ведомых Иммануилом Валлерстейном) говорить о “периферии” (включая Россию) так, будто она имела жестко определенную географическую обособленность и статическое постоянство в истории. Для тех, кто будет продолжать рассматривать явления в терминах “центр” (США, Западная Европа) и “периферия”, можно сделать корректирующую ссылку на текущую горячую дискуссию о сравнительных темпах роста, доказывающую, что в сравнении с пятью странами - азиатскими “тиграми” ведущие страны предшествующего периода выглядят ныне отстающими. Я считаю уместным отметить, отвечая на вызов указанной тенденции (по сути представляющей собой упрощенное расширение известного подхода к анализу исторического процесса, который охватывает века и континенты раннего нового времени), что история этой эры может хорошо представлять и центр, и периферию, где Россия - “водораздел”, но эта история еще не завершена.