В представленном докладе, мы предпринимаем попытку подойти к изучению феодальных отношений в таком интересном историческом источнике, коим является “Песнь о нибелунгах”. Изучение феодальных отношений в классическом понимании этого термина, т. е. как изучение социально-экономических или вассально-ленных отношений, в источнике затруднено его особой формой – эпической обработкой, за которой скрыты реальные исторические факты, составляющие каркас нашего источника. Поэтому нам представляется, что социально-психологический подход к изучению “Песни о нибелунгах”, (прежде всего стереотипа поведения), позволит выявить скрытую информацию, позволит комплексно оценить феодальные отношения в рамках общественной (социо-культурной, социально-психологической) практики. И при этом такой ракурс исследования позволяет по иному взглянуть на социальные процессы общества, которые во многом обусловлены психологической мотивацией.

Наш анализ мы основывали на специальной методологии социальной психологии, как на методологии наиболее адаптированной к анализу узкой сферы знания. В отечественной социологической науке хорошо известен тезис о принципе деятельности. Он расценивается как способ существования общества, как реализация социальных законов. Для нашего же источника общий принцип деятельности имеет своё конкретное выражение – понимание в качестве субъекта деятельности группы общества; это позволяет анализировать деятельность реальных социальных групп как определённых систем деятельности, анализировать их мотивы и стереотипы.

В нашем источнике выделяется малая группа, как “…немногочисленная группа людей, объединённых общей социальной деятельностью, весьма ограниченным кругом личного общения, что обуславливает существование достаточно стабильных групповых норм и процессов” [1, Андреева, стр. 49]. Наличие в группе общей социальной деятельности позволяет расценить группу как субъект этой деятельности, на чём мы основывались при анализе. Кроме этого общего определения, мы выделяем в “Песни…” и первичную группу, представленную семьёй, а также ещё одну компоненту малых групп – формальную группу, которая находится, по определению, в подчинении структуре власти, которая существует во властной вертикали, представляя взаимодействие людей определённого социального статуса [2, Андреева, стр. 191]. Эта группа, которая для нас наиболее важна, обладает определённой общностью поведения – стереотипом поведения, – который присущ формальной группе в определённый момент времени [3, Щепаньский, стр. 139]. Динамичность стереотипа поведения бывает различной, в зависимости от устойчивости внутренних социальных признаков в формальной группе. В “Песни о нибелунгах” доминирующей формальной группой являются крупные феодалы. Определяющая социальная среда в нашем источнике – феодальные отношения развитого средневековья.

Важнейшим аспектом стереотипа поведения, как мы отмечали, был общественный жест. Он был очень устойчив, дойдя до XIII века почти без изменения, но с другим социальным наполнением. “И Зигфрид мне признался, что он – простой вассал.//А коли так, вассалом он должен и считаться”. Претензии Брюнхильды к Кримхильде вполне обоснованы. Зигфрид сам признал себя, следовательно, совершил общественный жест. Для социальной практики развитых феодальных отношений в “Песни…”, для правосознания в целом, важен юридический акт, который представляется эквивалентным общественному жесту. Это основная специфическая черта феодальных отношений в “Песни о нибелунгах”. Вышесказанное подтверждает и другой сюжет, о входе Кримхильды и Брюнхильды в храм: “Перед тобою первая войду сегодня в храм…”. Зафиксировать в социальной памяти общества своё неоспоримое превосходство – вот основная задача Брюнхильды.

Ещё одной важной проблемой является отношение к смерти. Мы не берём христианский архетип, он очень плохо представлен в источнике. Нам важен более древний стереотип поведения. “Сражен ты не в бою,//А пал от руки убийцы – ведь щит твой добрый цел”. Для женщины важно, какой смертью умер её муж. Это было очень устойчивым стереотипом поведения, и в региональном аспекте, и в хронологическом аспекте. Если поединок происходил честно, в турнирной или объявленной борьбе, то убийство часто не считалось серьёзным преступлением. Но, если убийство было подлым, спланированным, то это был законный повод для мести всего рода.

Столь же важной проблемой является положение семьи. Здесь мы имеем дело с первичной группой. В отношении к детям, наш источник опять даёт двойственные позиции. “Ваш долг - со мною ехать: у вас ребёнок есть.//Его осиротите вы, оставаясь здесь…”. Для средневекового общества понятие “ребёнок”, “детство” были относительным. Стереотип поведения для взрослой и детской среды были во многом идентичны. В феодальном обществе, где жизнь сама по себе была жёстко ранжированной, имела высокую степень риска, было затруднительным содержать на особых правах долгое время значительное число членов общества. Наконец, в “Песни о нибелунгах” хорошо фиксируется переход от родовых к узкосемейным отношениям. Так Кримхильда мстит братьям – представителям рода за своего мужа – главу малой семьи.

Итак, “Песнь о нибелунгах” представляет нам весьма архаичные поведенческие стереотипы, которые лишь замаскированы социальной и общественной практикой развитого средневековья. Также отметим, что в источнике хорошо прослеживаются субкультурные традиции, синтез германского элемента и непосредственно феодальных отношений в Германии XIII века.