На главную страницу проекта

П.В. Лизунов^*

Захарий Жданов: Судьба «короля биржевых спекулянтов»^**

Был человек тот авантюрист,

Но самой высокой

И лучшей марки.

С. Есенин. «Черный человек»

В начале ХХ в. самой широкой известностью в России пользовался петербургский банкир и биржевик Захарий Петрович Жданов. Популярность его, не лишенная скандального характера, распространялась далеко за пределы круга лиц, имевших непосредственное отношение к финансам. Его имя, появлявшееся чуть ли не ежедневно на страницах газет на протяжении целого десятилетия, фактически стало нарицательным. Одни периодические издания превозносили Жданова до небес. Другие, наоборот, обвиняли Жданова во всех смертных грехах, возлагая на него ответственность за все негативные явления, происходившие на рынке ценных бумаг.

Многие считали Жданова «большим биржевым магом и волшебником», который, сам нажив миллионы, дал и остальным возможность получить «небывалые еще в летописях спекуляции прибыли»^[1]. Его называли непревзойденным «королем биржевых спекулянтов», «королем понижения», человеком, «при имени которого мороз по коже проходит»^[2]. Жданова представляли в виде «черта, мутящего воду», — «этакий Вельзевул, на лоне своем держащий Мануса и шепчущий ему наставление о том, как надо “бланковать”». В «публике» и даже среди биржевой «кулисы» сложилось мнение, что достаточно всемогущему Жданову «захотеть погубить кредит всех русских предприятий — так и будет; бумаги полетят вниз, разразится крах»^[3].

Об известности Жданова в самых разных кругах общества свидетельствует использование его образа как типичного биржевого спекулянта на театральных подмостках. В петербургском театре комедии «Зон» в представлении «Шофер к Зону» режиссер А.Д. Кошевский-Кричевский вывел на сцену узнаваемый всеми персонаж. Актера А. Долматова, игравшего банкира, по утверждению зрителей, нельзя было отличить от настоящего З.П. Жданова^[4].

Человек с «темным» прошлым

З.П. Жданов был человеком «происхождения темного», его недоброжелатели уверяли, что даже с уголовным прошлым. Утверждали, что когда он был объявлен Московским коммерческим судом несостоятельным должником, то изменил фамилию^[5]. Однако на запрос председателя Совета Фондового отдела Петербургской биржи, не состоял ли Жданов под судом и следствием, не был ли ранее осужден и не менял ли фамилию, прокурор Петербургской судебной палаты сообщил, что таких сведений у них не имеется^[6].

Жданов старался особо не распространяться о некоторых периодах своего прошлого. Немногим было известно, что его первая фамилия была Голяшкин. Родился он в январе 1867 г. в селе Сменцово Сменцовской волости Мышкинского уезда Ярославской губернии, где окончил 4 класса сельской школы. Позже Жданов посещал бухгалтерские курсы Побединского в Петербурге. Со слов лиц, давно знавших З.П. Жданова, в том числе его жены, фамилию он поменял с «высочайшего повеления» после того, как во время открытия мощей Св. Серафима Саровского в качестве кучера возил на тройке царя Николая II. Сам Жданов позже на допросах в ОГПУ объяснял, что «по высочайшему повелению» стал носить фамилию своего дяди из-за «неблагозвучности» своей прежней. Поменяв фамилию, он стал использовать и звание потомственного почетного гражданина своего дяди. Жданов полагал, что оно перешло к нему вместе с новой фамилией^[7]. Получение звания потомственного гражданина Жданов своим знакомым и близким также объяснял крупным денежным пожертвованием на благотворительные нужды.

Жена З.П. Жданова рассказывала, что за какое-то пожертвование ее супруг получил от Николая II золотой портсигар с императорским орлом из бриллиантов и надписью, а также какой-то орден в розетке, но какой, она не знала. Жданов говорил, что портсигар получил за пожертвование 10000 руб. Женскому тюремному комитету, от которого и получил его в качестве подарка. Потсигар сопровождало благодарственное письмо с подписью императрицы-матери Марии Федоровны^[8].

В возрасте 20 лет Жданов какое-то время находился в Самарканде в качестве представителя московской фабрики конфет товарищества «А.И. Абрикосова и сыновья», фабрики лаков и красок товарищества Мамонтова и ряда др.^[9] Возможно, что какой-то период своей жизни он провел в Москве.

Кафе де Пари и Петровский яхт-клуб

Деятельность Жданова в Петербурге началась в 1903—1904 гг., развернувшись сразу после внезапной смерти отца его жены Александры Яковлевны. Тесть был бодрым стариком, владел домом по Фонтанке на углу Измайловского проспекта и обладал большим состоянием. Но при этом жил чуть ли не в одной комнате, отказывая себе во всем, за что получил прозвище «Плюшкин». Богатство тестя, по рассказам знакомых Жданова, не давало покоя зятю. После внезапной смерти старика в квартире Жданова ходили разные версии, в том числе и о его причастности к этому, о чем с небольшими отклонениями в деталях вспоминали давно знавшие Жданова петербургские биржевики В.Г. Деранков и И.О. Шатиль.

Как бы то ни было, после этой смерти у Жданова, не имевшего ранее никаких средств, появились деньги. Он стал скупать и продавать ценности и процентные бумаги, а также учитывать векселя. Местом своих операций Жданов избрал знаменитое в то время «Кафе де Пари», внизу Пассажа, где имел свой абонированный столик рядом с конторой. Владельцем кафе тогда был И.В. Цырин, который способствовал операциям Жданова.

Обычно Жданов приезжал в кафе от 11 до 13 часов дня, заходил в контору, где Цырин сдавал ему все приобретенные от разных людей ценности и процентные бумаги. Из бумаг Жданова особенно интересовали выигрышные билеты I и II займов. Многим было известно об этих операциях в кафе, и все удивлялись быстрому развитию дела Жданова, совсем недавно еще нуждавшегося в рубле. На него работали несколько посредников, в том числе П.Н. Гер, Преловский, братья Б.О и И.О. Шатили, О.М. Ивантер, А.М. Пульвермахер и др. Двое последних скупали бриллианты у приезжих в кафе Европейской гостиницы и сбывали их Жданову. Преловский, владелец фабрики кроватей, почти ежедневно встречался со Ждановым. В кафе он учитывал векселя всех кучеров Александро-Невской части, где помещалась его фабрика, попутно сдавал Жданову и другие ценности.

Справочник «Весь Петербург на 1905 год», в котором впервые упоминается фамилия З.П. Жданова, сообщал, что тот является купцом, занимающимся строительными подрядами. В 1907 г. Жданов, согласно тому же изданию, состоял совладельцем международной конторы объявлений Ф.Э. Кое и издавал еженедельную газету «Финансовый курьер» (вышло всего несколько номеров газеты, и она закрылась).

С расцветом в Петербурге клубного игорного бизнеса наступает новый этап в жизни Жданова. Он пристрастился к карточной игре, слыл азартным и удачливым игроком: постоянно «метал ответы», т. е. держал банк без ограничения суммы ставок, и весьма успешно^[10]. В 1905 г. Жданов становиться владельцем игорного клуба в доме № 4 по Троицкой ул. Развивая в невероятном темпе свое дело, Жданов вскоре переводит клуб в дом № 56 на Невском пр. (дом Елисеевых). Его компаньоном становится прибывший из Финляндии некто Л.И. Гершовский. Последний, по уверению Жданова, снимал у него верхнее помещение для игорного клуба. Прикрытием являлся знаменитый «Петровский яхт-клуб». Игорное заведение открывалось с 12 часов дня, а в 11 Жданов был уже в «Кафе де Пари», куда к нему несли свои ценности — часы, кольца, броши, серьги, портсигары и пр. — проигравшие игроки, с целью в случае выигрыша вернуть их обратно. Фактически Жданов занимался ростовщичеством, беря в заклад ценности, проигранные в его клубе. Векселя он учитывал из 10%^[11].

По словам О.М. Ивантера, Жданов в начале революции говорил, что у него есть 50—60 штук золотых часов, которые он скупил в клубе. Сам Жданов уверял, что у него их было не более 20 штук^[12]. Обычно в самом клубе Жданов денег под вещи не давал, поскольку об этом было известно начальнику сыскной полиции В.Г. Филиппову и его помощнику Кунцевичу. Они одно время преследовали Жданова, а затем перестали, что давало повод для разных досужих разговоров.

Среди постоянных посетителей, часто навещавших «Петровский яхт-клуб», был метрдотель императорского дворца Люсьен Понсэ, большой любитель бегов, скачек, карт и пр. Весьма часто получая крупные суммы денег (по 5000—8000 руб). на закупку дичи, рыбы у поставщиков дворца в Чернышевом пер., Понсэ приезжал вечером в клуб, где просиживал за игорным столом до утра, зачастую проигрывая все деньги. Азартный француз постоянно закладывал у Жданова бриллиантовое кольцо, подаренное ему Николаем II. Получив деньги, Понсэ мчался на рынок за покупками, чтобы с первым поездом успеть на кухню дворца в Царское Село или Петергоф. В назначенный срок метрдотель приезжал в Петербург, брал авансы в Аничковом дворце и привозил их в кафе Жданову, где получал кольцо обратно. Жданов, желая заполучить кольцо, стал притеснять Понсэ. Он отказывал ему в выдаче денег под залог, когда тот в них нуждался после очередного проигрыша, и предлагал продать кольцо, на что Понсэ не соглашался. Тогда Жданов стал увеличивать сумму процентов и выдавал французу по 3000, 4000 и 5000 руб., смотря по необходимости, за услуги брал по 1000 руб. за несколько дней. В конце концов это кольцо оказалось у Жданова. Понсэ и его зять Сенкен, владелец магазина «Депо женераль Франсе» на Большой Морской ул., говорили, что все ценности Понсэ и его жены остались у Жданова. Многие вспоминали, что он носил на мизинце перстень с большим камнем голубой воды, около 20 карат (возможно, именно тот, который ранее принадлежал Понсэ), а его жена имела много бриллиантовых украшений^[13].

Завистники Жданова уверяли, что тому «везет в покупке ценностей», как, например, с бриллиантовыми серьгами содержанки сына миллионера Синягина С.А. Хайлис. Эти серьги, представлявшие большую ценность, подарил ей А.А. Богданов. Когда «Сонька», как звали Хайлис в определенных кругах, появлялась в театре, то в темноте из ее ложи «прямо шел прожектор» и все знали, что она на представлении. Она постоянно посещала игорный клуб и заложила у Жданова свои серьги за 4000 руб., а когда не смогла их выкупить, получила за них всего 9000 руб., тогда как на самом деле они стоили значительно дороже. Едва только стало известно, что Хайлис продала эти серьги Жданову, как среди перекупщиков, считавших заработок счастливого комиссионера, разгорелись нешуточные страсти. Хайлис потом видела свои серьги на жене Жданова в театре^[14].

По словам бывшей любовницы Жданова Е.А. Хайлис (сестра С.А. Хайлис) примерно в 1907 г. он взял у нее 5000 руб. в долг, обещая вернуть их через месяц. Вскоре Жданов открыл на имя своей жены контору по производству крема, мыла и пудры. Продукция выпускалась с названиями «Ниппон», «Ренессанс» и др. В деле также участвовала его сестра — М.П. Жданова. Хайлис оказалась только продавщицей. Обиженная, она потребовала свои деньги обратно. Со слов Хайлис, Жданов с бранью вернул ей 5000 руб., и с тех пор они больше никогда не встречались. Произошло это в 1908 или 1909 г.[15] Другой своей любовнице — В.В. Васильевой — Жданов открыл шляпный магазин на Жуковской ул. Третьей — Л.Н. Муромской — купил дачу в Петергофе, впрочем, оплатив ее только частично, и дом, на углу ул. Знаменской и Кирочной, правда продав ее же драгоценности.

Банкирский дом «Захарий Жданов и Кº»

В 1908 г. Жданов передал игорный бизнес правлению «Петровского яхт-клуба» и открыл банкирскую контору «Захарий Жданов и К^о]» в доме по Невскому пр., 28/21 (дом компании «Зингер»). На допросах в ОГПУ Жданов вспоминал, что до открытия банкирской конторы «занимался разными делами, соприкасаясь с биржей». «Момент обогащения начинается с биржи, — утверждал он, — ...затем выгодная покупка ленских акций… все это приведет меня к большой состоятельности как биржевого и банкирского дельца»^[16].

С того момента наступил апогей популярности Жданова. Неплохой психолог и организатор, он способствовал развитию упавшего в широких кругах общества интереса к биржевым спекуляциям. Вовремя поняв, что наступает новый период экономического подъема и биржевого спроса, он учредил банкирский дом по типу английских и американских банков для небогатых клиентов. Активно используя широкую газетную рекламу и рассылая в громадном количестве проспекты о биржевых сделках, о благоприятной конъюнктуре, об онкольных операциях, банкирский дом Жданова приобрел обширную клиентуру^[17]. Его реклама регулярно появлялась в «Петроградском листке», «Обозрении театров», «Биржевых известиях». Издатель последней, П.Ф. Левдик^[18], был близким советником З.П. Жданова и «вел биржевую игру под сенью» его дома^[19].

Первое помещение конторы Жданова, рассчитанное на 75 чел. служащих, вскоре стало тесным. Пришлось переезжать в более просторное здание, но и оно через полгода оказалось недостаточно вместительным. Третье помещение банка занимало весь бельэтаж огромного дома № 45 на углу Невского пр. и Троицкой ул.^[20]

На официальной бирже Жданов впервые появился не ранее 1908 г., но при попытке выставить свою кандидатуры в выборные биржевого общества был забаллотирован по протесту некоторых биржевиков. Рекомендующие Жданова взяли назад свои рекомендации, сославшись на свою доверчивость и неосведомленность. В следующем году он вновь баллотировался, причем особое участие в проведении его в члены биржевого общества принимали некие два петербургских банкирских дома^[21]. Впрочем, как отмечалось в разделе «Хроника» журнала «Банковая и торговая жизнь», представители этих домов сами лично не пожелали взять на себя ответственность, а просили об этом неких маклеров Ф. и П., по рекомендации которых Жданов и стал членом биржевого общества^[22]. И хотя на бирже раздавались недовольные голоса протестовавших против допущения Жданова в члены биржевого общества, у него нашлись защитники и покровители. Заступники Жданова объясняли, что согласно высочайшему манифесту 17 октября 1905 г. несостоятельность его утратила силу, хотя на коммерческую несостоятельность манифест не распространялся и лица, раз объявленные несостоятельными, как и раньше лишались права заниматься банкирскими операциями.

Основными в деятельности банкирского дома «Захарий Жданов и Кº» были исключительно биржевые операции. Различные банкирские учреждения имели свои правила относительно онкольных счетов, причем минимальная сумма первоначального взноса колебалась от 200 до 5000 руб. Только в конторе Жданова онкольный счет открывали при взносе 100 руб.^[23] В рекламируемых везде и всюду условиях сообщалось, что под правительственные бумаги и фонды банкирский дом дает ссуду в размере 90% биржевой стоимости, оставляя только 10%^[24]. Бумаги у Жданова можно было приобретать в складчину. Недаром его называли «насадителем культуры “коллективного” онколя»^[25].

Жданов постоянно поддерживал интерес к биржевой спекуляции при помощи распространения всевозможных руководств и пособий. В 1909 г. некто А.И. Репьев (под псевдонимом А. Ратьков) издал брошюру под названием «Кратчайший и доступный каждому путь к богатству. Биржевые операции: Популярное руководство», где откровенно признавался, что добился успеха, совершая свои операции в банкирской конторе «Захарий Жданов и Кº». Первое издание имело успех, и в следующем году последовало второе издание тиражом 50 тыс. экземпляров, а затем и третье. Как выяснилось позже, эта брошюра была составлена и издана самим З.П. Ждановым. Он оплачивал все типографские затраты, занимался рассылкой как первого, так и второго ее издания, платил за объявления о выходе книги в разных газетах. А.И. Репьев являлся только доверенным лицом банкирского дома «Захарий Жданов и Кº»^[26]. Согласно версии «Биржевого ежемесячника», Жданов выкупил книгу у настоящего автора, немного изменил ее, во всяком случае последнюю страницу. Затем Жданов передал продажу книги Никольской артели, председателем правления которой состоял его доверенный — А.И. Репьев^[27].

Вскоре Жданов приобрел славу самого ловкого и удачливого биржевого дельца, клиенты считали его «умной головой и гением»^[28]. Он умело держал в своих руках судьбу многих акций и процентных бумаг, очень ловко «взвинчивал и развинчивал» их цены на бирже. Смело и уверенно, с широким размахом и риском он всевозможными средствами давил на биржу. Для подъема цен закупал акции на миллионы, для понижения на такие же суммы их продавал. Азартный по натуре, он во всех ситуациях сохранял спокойствие, вовремя покупал и сбывал товар и поэтому почти всегда оставался в выигрыше. За какие-то пять лет Жданов превратился в почти легендарную личность. Он богат, знаменит, его имя у многих на слуху и устах. Его сравнивали с покойным директором Петербургского Международного банка А.Ю. Ротштейном, который в свое время также имел громадное влияние на бирже, и такими «биржевыми хищниками», как Алчевский, Френкель, Поляков, Голубев, Петровский, Мураний^[29].

Однако, несмотря на то что значительная часть представителей финансовых учреждений и биржевых дельцов совершали со Ждановым крупные сделки, особым доверием он не пользовался. Сам Жданов, в свою очередь, особой дружбы также ни с кем не поддерживал, поскольку не любил никого посвящать в свои дела и тайны^[30]. В приятельских отношениях Жданов, пожалуй, был лишь с И.О. Шатилем. Самым верным помощником Жданова была его сестра Мария Петровна, которую он считал своей правой рукой; ее иногда называли «прототипом своего брата». Это была старая дева, фельдшер-акушер по образованию. Она, как доверенная банкирского дома «Захарий Жданов и Кº», заменяла брата в банке, когда он уезжал за границу. Во время отсутствия Жданова сестра подписывала все бумаги^[31].

Одной из любимейших биржевых бумаг Жданова были акции Ленского золотопромышленного товарищества. Он первым обратил внимание на эту бумагу, популяризовал ее на бирже, открыл для нее широкий рынок, доведя ее курс с 1000 до 5000—6000 руб. Недаром ленские акции называли «Еленой Захаровной», а самого Жданова — «крестным Леночки». По некоторым оценкам, он даже в 1913 г., после печально известных событий, имел около 7000 штук акций Ленского золотопромышленного товарищества^[32]. Еще с десяток бумаг были обязаны своим размещением и распространением среди широких кругов «публики» тому же Жданову. Не раз одного слуха о том, что Жданов покупает ту или иную бумагу, было достаточно, чтобы создать для нее огромный спрос.

Начав спекуляцию на повышение ленских акций, Жданов заручился поддержкой некоторых сановников и чинов полиции, которым в благодарность помог выиграть на них по 100 тыс. руб. и более. Особенно энергично Жданов повел игру с ленскими акциями, когда из неофициальных источников узнал, что ему грозит ликвидация. Тут он столкнулся с интересами другого петербургского банкирского дома «Кафталь, Гандельман и Кº», который, опираясь на некоторые крупные акционерные банки, вел с теми же ленскими акциями игру на понижение, желая скупить как можно больше этих бумаг по возможно более низкой цене. Между соперниками велась упорная борьба с переменным успехом, но победа осталась за повышателями^[33].

Профессор И.Х. Озеров вспоминал: «Жданов ходил по банкам и справлялся, сколько акций у них Ленского товарищества, принадлежащих клиентам, и сколько — банку, и за сговоренную плату условливался, что банк своих акций до известного назначенного срока не выпустит на биржу или вообще не выпустит их на биржу, а обязуется продать их Жданову же, а тот дает обязательство их купить по установленной цене, по цене, конечно, выше много теперешнего дня...

Итак, заперев акции в банках и зная количество, которое может быть выброшено при повышении, Жданов скупает акции, где только может, но предварительно распространив через мелкую финансовую прессу дурные сведения о приисках, а накупив их по низкой цене, он начинает их поднимать. ...Пресса начинает муссировать слухи об улучшении дел на приисках и т. д., о самородках, о реорганизации дела, а затем он приходит на биржу и заявляет громогласно, что он покупает любое количество... а на следующий день он цену повышает… и опять: покупаю-де любое количество, и так делает день изо дня, повышая курс на известную сумму, хотя в предприятии ничего не произошло и ничего не обещало увеличения его дивидендов, чем определяется обычно курс акций»^[34]. Механизм несложный, но требующий немалых средств, влияния, выдержки и хладнокровия.

На многочисленные обвинения в спекуляции Жданов отвечал: «...биржа не церковь, не аудитория и не театр. Здесь не место для высоких эмоций и торжественных или нежных настроений. Здесь борьба. На бирже все равны, все свободны, и отвечает каждый за себя»^[35]. В одной из своих статей Жданов откровенно писал, что «само дело требует» от банков применять хищнические приемы: «Нельзя стоять в реке и не замочиться. Добыча сама плывет, нельзя же ее пропускать мимо рук... Потом ведь банкам надо же зарабатывать»^[36].

В марте 1911 г. в банкирском заведении Захария Жданова открылась «вторая вольная биржа». К конторе, располагавшейся в доме на углу Невского и Владимирского пр., Жданов присоединил огромный зал в том же здании, купленный у крупной музыкальной фирмы за 20 тыс. руб.^[37] В роскошном и удобном зале к услугам посетителей находился целый ряд телефонных кабинок, телеграф, имелись десятки слуг и рассыльных. Многие биржевики установили там свои собственные телефоны^[38]. Внебиржевые встречи в конторе Жданова быстро приобрели большую популярность. Более поздние часы собраний у Жданова в отличие от официальной биржи давали возможность «иметь в виду котировку и настроение» европейских бирж того же дня. Здесь присутствовали многочисленные посредники и представители банкирских заведений, были если и не все посетители биржи, то все биржевые спекулянты. К Жданову вскоре перебрались завсегдатаи негласной биржи, собиравшейся до этого в помещении банкирского дома «Кафталь, Гандельман и К°». В отместку этот банкирский дом объявил войну Жданову и бумагам, в которых тот был заинтересован, и в первую очередь ленским акциям. Впрочем, результатами понижения воспользовался их оппонент, скупивший из «слабых рук» товар по сниженным ценам.

В финансовом мире банкирский дом «Кафталь, Гандельман и К°» имел репутацию «антагониста» «Захария Жданова и К°». Если последнего называли «магом в деле повышения», то первого — «кудесником в деле понижения». Обоих считали «теми двумя китами, вокруг которых разыгрывались все перипетии биржевой игры, оба представляли два полюса той биржевой спекуляции, около которой вращалось колесо биржевого счастья, спекулятивной удачи»^[39].

Другим конкурентом Жданова был А.И. Зейдман. Прежде чем основать свой банкирский дом, Зейдман около года служил в конторе «Захарий Жданова и К°», откуда был уволен по просьбе сослуживцев, подавших коллективное заявление владельцу банка. Изучив изнутри деятельность банкирской конторы Жданова, Зейдман решил заняться травлей своего бывшего хозяина. В июньском номере издаваемого А.И. Зейдманом «Биржевого ежемесячника» за 1910 г., была напечатана переписка некого недовольного онколиста с банкирским домом Жданова^[40]. Она представляла собой намеренный выпад против З.П. Жданова. До публикации шантажной переписки Зейдман отправил все письма Жданову для «исправления» или «возражения». Об этом он сам «с наивным цинизмом» уведомил читателей, умолчав лишь о содержании своей сопроводительной записки. Жданов, конечно, вернул все обратно без исправлений и без «приложения» откупных за непубликацию. Поэтому переписка и стала достоянием гласности^[41].

Жданов не брал плату за посещение своей «вольной биржи», посетителям даже бесплатно предлагался чай и разные мелкие услуги. За одно только помещение он ежегодно платил более 30 тыс. руб.^[42] Делал это Жданов, конечно, не бескорыстно. Все затраты покрывались искусственным изменением цен действительных биржевых расценок. Для удобства и легкости перехода от одних цен к другим Жданов практиковал весьма простой метод: покупал на официальной бирже небольшую партию своих же бумаг по очень дорогой цене и продавал такую же небольшую партию этих же бумаг по очень низкой цене. Услужливые маклеры отмечали обе сделки в официальном бюллетене, не выставляя справочных цен. Делал это Жданов уже в своей конторе. Этим приемом он облегчал для себя выполнение поручений клиентов конторы, которым при возражениях можно было показать котировку как официальный документ. Этот «гениальный» по своей простоте прием позволял Жданову получать огромные барыши^[43].

Даже искушенные в финансовых махинациях опытные биржевые дельцы уверяли, что ничто так не гипнотизирует и не вовлекает в невыгодные биржевые операции, как обстановка всеобщего азарта. На бирже, а особенно на «американке», в шумной толпе, подогреваемой в нужном направлении, было трудно удержаться, чтобы не последовать общему примеру. Операции совершались быстро, и решения принимались молниеносно. Порой не было даже времени что-то сообразить, обсудить и рассчитать. Иначе момент мог быть упущен. Эта ситуация азарта, гипнотизирующая чужим увлечением, заставляющая следовать общему примеру, создавала благоприятную для умелых игроков обстановку, которая успешно использовались на аукционах в конторе Жданова.

Позже сам З.П. Жданов в цикле статей «За кулисами биржи» описал хорошо знакомые ему собрания «американской биржи»: «Возбуждения, оживления и темперамента здесь подчас даже больше. […] Заработать “красненькую” на разнице, сбить цену, покрыть бланк, пустить сенсационную утку, учесть до большой биржи только что полученный “первый Берлин”, “первый Париж” и обработать на этой почве не успевших узнать и проверить настроение заграницы, выбить приказы — вот задача “Американки” (курсив источника. — П.Л.) Но и здесь не кончается “работа” биржевика-профессионала. После обеда он вновь мчится в какое-нибудь место сбора биржевиков — бывало, в дни процветания скетин-рингов, в скетин-ринг, на Марсово поле или на Каменоостровский, наконец, он “работал” по телефону»^[44]. Про «американку», устроенную в своей конторе, автор скромно умолчал.

З.П. Жданов, делясь своим опытом и знанием «закулисной стороны биржи», уверял, что «цены на бирже строит не Бог, не промышленная конъюнктура, не урожай, не денежное изобилие, не скудость, не мир и не войны  все это служит канвой для узора, а комбинации и махинации спекулятивной техникой тех, у кого в руках козыри и нити активной спекуляции»^[45]. Он был искренне убежден в том, что «цены в биржевом бюллетене не выражают собой действительной стоимости бумаг, как товары, а служат лишь определением игровой ставки на данную бумагу». Жданов образно и поэтично представлял изменение биржевых цен как «полет и трепетание в воздухе, пассивное порхание по воле ветров»^[46]. Информацией об этих закулисных биржевых махинациях банков он поделился с читателями газеты «Деньги»^[47]. По поводу литературных талантов «этого Хамелеона» журнал «Вопросы банков, биржи и финансов» отмечал, что он «пишет почище Хлестакова»^[48].

В конце апреля 1911 г. Жданов воспользовался наивысшими биржевыми ценами и распродал не только свои, но и бумаги своих клиентов, заработав сразу несколько миллионов^[49]. В начале следующего года при новом подъеме Жданов сначала попробовал «пойти на понижение», но эта операция сорвалась, и тогда он «пошел на повышение». В июле—августе Жданов «закупился по высоким ценам», и, как сообщалось в прессе, «теперь сидит с товаром... и ходит угрюмым»^[50].

Вынужденная ликвидация дела

В 1911 г. над Ждановым стали сгущаться тучи. Еще в 1909 г. Министерство финансов предприняло проверку банкирского дома «Захарий Жданов и К°», обнаружило значительные злоупотребления. В материалах министерской проверки отмечалось, что для привлечения публики к биржевой игре использовалась самая широковещательная реклама в печати. По всей России и даже за границу рассылались в сотнях тысяч экземпляров проспекты, в которых рекомендовалась покупка выигрышных билетов и других биржевых бумаг. Расходы на такую рекламу достигали нескольких десятков тысяч рублей в год. Указывалось, что особое развитие получила продажа в рассрочку выигрышных билетов, и в сравнительно непродолжительное время после открытия банкирского заведения Жданова обороты по этой операции достигли нескольких миллионов рублей. При этом вскрылись случаи залога ценных бумаг, принадлежащих клиентам и обеспечивающих их специальные текущие счета, без согласия вносителей и продажа этих бумаг, а также залог бумаг, внесенных на хранение. Утверждали, что Жданов даже платил тем, кто выигрывал, за то, чтобы они разрешили ему публиковать, что выигрышный билет был куплен именно у него в конторе, «хотя выигрышные билеты ничего о Жданове не слышали»^[51].

На основании этих полученных при ревизии данных министр финансов запретил банкирскому дому Жданова ряд операций. Это распоряжение было направлено местной полицейской власти. Однако предложение министра финансов о публичном объявлении запрещения не было осуществлено. Министр юстиции, запрошенный по этому вопросу, разъяснил, что такого права министру финансов законом не предоставлено. Поэтому банкирский дом «Захарий Жданов и К°» продолжал публиковать объявления о производстве запрещенных ему операций и Министерство финансов с трудом смогло осуществить свои требования^[52].

14 декабря 1909 г. Жданов обратился к министру финансов с ходатайством об отмене воспрещения, находя его разорительным, но В.Н. Коковцов не признал возможным менять свое распоряжение. Осенью 1910 г. предварительное следствие против З.П. Жданова было прекращено Петербургским окружным судом, тем не менее в силе оставалось запрещение производить продажу билетов выигрышных займов с рассрочкой платежа, перезалог процентных бумаг, под которые выданы ссуды, в сумме высшей против размера выданных суд и открытия кредитов под обеспечения (специальные текущие счета). Это запрещение было объявлено Жданову под расписку, где Министерство финансов оговаривало, «что все вышеказанные операции банкирскому дому Жданова запрещаются, под каким бы видом и наименованием они не производились». Для ликвидации всех дел Жданову был дан годичный срок. Несмотря на это, в разных изданиях продолжали появляться объявления банкирского дома «Захарий Жданов и К°», в том числе и об открытии онкольных счетов и продаже выигрышных билетов с рассрочкой платежа. Это и стало поводом для того, чтобы министр финансов 25 апреля 1911 г. через прокурора Петербургского суда вторично возбудил уголовное преследование Жданова за производство запрещенных операций. Спустя полгода Жданову была вручена повестка следователя с обвинениями в незаконной деятельности его банкирской конторы.

В мае 1911 г. судебный следователь по особо важным делам М.В. Белевцов начал предварительное следствие по рассмотрению поступавших жалоб на Жданова, обвинявшегося в обманах и мошенничествах. В его банкирской конторе был произведен обыск и изъяты книги за 1909 и 1910 гг., а также составленные на их основе отчеты и балансы на 1 января 1909, 1910 и 1911 гг. Эксперты, изучившие данные материалы, пришли к заключению, что Жданов все эти годы вопреки распоряжению министра финансов занимался запрещенными ему операциями. В своих объяснениях Жданов заявил, что, после того как окружной суд прекратил предварительное следствие, возбужденное по результатам первой министерской ревизии, он полагал, что имеет право заниматься всеми банкирскими операциями и поэтому продолжал их производить. Кроме того, Жданов заявил, что запрещение относилось к банкирскому дому «Захарий Жданов и К°», но в декабре 1910 г. вместо него функционировало уже товарищество на вере под фирмой «Захарий Жданов и К°». В его состав вошли два вкладчика: сам Захарий Жданов, внесший капитал в сумме 495000 руб., и его племянница, некая Александра Жданова, проживавшая в Вильно. Она внесла вклад в сумме 5000 руб. Характер нового товарищества был вполне ясен, и уголовное дело, возбужденное против Жданова пошло своим чередом^[53].

Особенная канцелярия по кредитной части предложила Жданову прекратить операции по продаже выигрышных билетов, пригрозив закрытием банкирского дома, и назначила ревизию конторы^[54]. Новая проверка подтвердила, что проданные на несколько миллионов билеты без согласия клиентов конторы закладывались в других кредитных учреждениях, а значительное количество застрахованных и вышедших в тираж билетов не было заменено новыми. Не оказалось в наличии и некоторых других наименований процентных бумаг, принятых от клиентов в обеспечение срочных ссуд. Эти бумаги были просто проданы на бирже^[55].

По-видимому, дела обстояли столь серьезно, что З.П. Жданов предпочел сам приступить к ликвидации дел своего банкирского дома, не дожидаясь санкций Министерства финансов и коммерческого суда. 27 июля 1911 г. в газетах появилось сообщение, что из-за расстройства «здоровья основателя и главного руководителя фирмы, потомственного гражданина З.П. Жданова, банкирский дом с 28 июля... ликвидирует свою деятельность»^[56]. Сам Захарий Жданов объяснял закрытие своего учреждения тем, что правительство было недовольно «черной биржей», собиравшейся у него на лестнице, а также тем, что его «не прельщает перспектива инвалидности в 39 лет»^[57]. В «расстройство здоровья» Жданова поверили слабо, и в Петербурге ходили слухи, что он «на самом деле здоров, как Геркулес»^[58].

Банкирскому дому «Захарий Жданов и К°» предстояло ликвидировать массу онкольных счетов. Чтобы рассчитаться с клиентами по выгодным для себя низким ценам, Жданов заключил негласный договор с представителями неких двух московских банков и несколькими журналистами, среди которых главную роль играл П.Ф. Левдик. С целью сброса ценностей и удержания фондов заказывались статьи и даже была создана маленькая газетка «Голос Петербурга». Появились публикации с предостережениями публики. Даже М.И. Туган-Барановский — сознательно или нет, сказать трудно, — опубликовал статью с предсказанием скорого биржевого краха. Как следствие этой кампании началось понижение. Образовалась довольно сильная группа банков во главе с Международным коммерческим банком и с «Кафталем, Гандельманом и Кº» в хвосте. В результате Жданов достиг своей цели, рассчитав своих клиентов-онколистов по выгодным для себя ценам^[59].

Жданова обвиняли в том, что он обобрал Калашниковский пивоваренный завод, Ленское золотопромышленное товарищество, Глухоозерский портланд-цементный завод, ограбил на понижении держателей акций Мальцовских заводов, Лианозовского товарищества, Петербургского Частного коммерческого банка, товарищества «Бр. Нобель», «Нефть» и др. Владелец банкирской конторы «В.Г. Беллин» А.Н. Трапезников, покончивший жизнь самоубийством, также отчасти был его жертвой.

Ранее в окружном суде заглохли два крупных дела против Жданова. Одно касалось предъявленного им векселя миллионеров Поповых, другое — посланных духоборами Канады 25000 руб., отправленных заказным письмом в банкирскую контору Жданова и пропавших неизвестно где. В производстве сыскной полиции осталось только дознание, якобы неумело проведенное чиновником А.С. Левиковым. Еще несколько дел, возбужденных в окружном суде против Жданова, либо исчезли, либо заканчились ничем. Это давало повод для предположений о «большой дружбе» Жданова с прокурором^[60].

Поиски новых сфер деятельности

Ликвидировав к осени 1912 г. дела своего банкирского дома, Жданов не оставил биржу. От его имени на бирже играли его бывший управляющий и доверенное лицо Д.А. Кокизов и несколько представителей разных банков. Жданов пытался устроиться в Англо-Русский банк, который выставил его учредителем, но его не утвердило Министерство финансов^[61]. На какое-то время имя Жданова исчезло со страниц газет. Появившееся в конце сентября 1913 г. сообщение о его согласии баллотироваться в председатели правления Русского Торгово-промышленного банка было воспринято как сенсация. Пресса писала об этом как о возрождении Жданова «после долгой спячки»^[62]. Он посещал вечерние собрания в Сибирском банке. Согласно данным газеты «С.-Петербургский биржевой день» капитал З.П. Жданова превышал 4 млн руб.^[63]

Хотя Жданов уже не вел таких обширных банкирских операций, как прежде, но продолжал участвовать в различных биржевых синдикатах. Так, в конце 1913 г. на бирже уверяли, что Жданов вместе с «Кафталь, Гандельман и К^о]» дали большой бланк на мальцовские и глухозерские акции^[64]. Задетый намеками в прессе на его «понижательную роль» и даже прямыми обвинениями, Жданов опубликовал в «Русском слове» возражение, местами не лишенное оригинальности. Он не допускал возможности, чтобы «в колоссальной организации биржи решающую роль могли играть несколько понижателей». Этой «устарелой теории» Жданов противопоставлял ряд «понижательных факторов» времени. Публикация была перепечатана другими изданиями^[65].

31 января 1913 г. в Первом департаменте Сената была заслушана жалоба З.П. Жданова на распоряжение министра финансов, воспретившего ему производство банкирских операций. Он считал, что запрет мог последовать лишь в случае установления злоупотреблений, но его банкирский дом не только не допускал их, но даже не совершил ни одного отступления от закона. Поэтому Жданов просил Сенат отменить распоряжение министра финансов. В.Н. Коковцов, в свою очередь, представил Сенату свой рапорт, в котором сообщалось, что проверка правительственной комиссией была вызвана множеством жалоб клиентов банкирского дома Жданова столичному градоначальнику Д.В. Драчевскому^[66]. Ревизией было обнаружено много самых разных нарушений, например при операциях с продажей выигрышных билетов. В их числе оказалось 125 билетов, вышедших в тираж и не замененных другими. Но особенно серьезные отступления были обнаружены по онкольным счетам. В наличие не оказалось процентных бумаг на 96725 руб. по номинальной цене, а по биржевой цене — на 121850 руб. Коковцов также обращал внимание сенаторов на то, что запрещение производить некоторые операции предоставлено на усмотрение министра финансов. Считая свое решение окончательным, он предложил не обсуждать жалобу Жданова, и оставить ее без рассмотрения. Сенат не согласился с этими доводами, но, рассмотрев жалобу, решил оставить ее без последствий^[67].

С января 1913 г. З.П. Жданов и А.И. Репьев (А. Ратьков) приступили к изданию ежедневной вечерней биржевой и финансово-экономической газеты «Биржевой день» с подзаголовком «Издание Захария Жданова». Однако вышло всего 6 номеров. В ноябре того же года газета, поменявшая название на «С.-Петербургский биржевой день», перешла сначала к издательству «С.-Петербургского товарищества финансов в лице Г.С. Короглуева», а затем к И.М. Эн-Янкову^[68].

В том же 1913 г. З.П. Жданов совместно с А.Ф. Филипповым открыл на углу ул. Садовой и Невского пр. в доме № 13 контору под названием «Деньги»^[69]. Среди приглашенных на завтрак накануне открытия конторы был даже Г.Е. Распутин. В ноябре стала выходить ежедневная газета «Деньги», редактором который был А.Ф. Филиппов, юрист по образованию, лишенный за громкие дела права практики, и журналист по профессии. Непосредственное участие в делах газеты принимал и Жданов, постоянно помещая статьи под рубрикой «За кулисами биржи», где довольно откровенно излагал механизм биржевой спекуляции и давал советы читателям. Газета издавалась восемь месяцев и получила «репутацию органа Захария Жданова»^[70].

Изгнание с биржи

На состоявшемся 22 ноября 1913 г. в Особенной канцелярии по кредитной части совещании директоров петербургских банков было решено созвать специальное заседание Совета Фондового отдела Петербургской биржи для рассмотрения вопроса об участившихся случаях «распространения на бирже заведомо ложных слухов с целью недобросовестного воздействия на курсы ценных бумаг, от которых страдают не только держатели бумаг, но и весь биржевой оборот»^[71]. В биржевых кругах определенно говорили, что совещание начнется с постановления об исключении из числа членов биржи некоторых «заведомых аферисто-понижателей», в том числе З.П. Жданова^[72].

На имя исполнявшего обязанности председателя биржевого комитета А.И. Вышнеградского из Особенной канцелярии по кредитной части поступило письмо с поручением «выяснить, кто именно из членов и посетителей биржи прибегает к... предосудительным приемам»^[73]. В образованную комиссию Совета фондового отдела вошли: А.А. Давидов, О.С. Берсон, Г.Д. Лесин и Л.О. Ульрих. Обсуждение письма директора Особенной канцелярии по кредитной части Л.Ф. Давыдова происходило в обстановке строжайшей секретности: был даже удален секретарь Совета^[74].

После двух заседаний, 25 и 27 ноября, комиссия пришла к заключению, что «она не видит для себя путей и средств, которые могли бы привести ее к установлению лиц, виновных в распространении возникавших в последнее время заведомо ложных слухов»^[75]. Комиссия исходила из того, что биржа сама по себе уже «служит естественной ареной борьбы между покупателями и продавцами, где ежеминутно возникают из неведомых источников различного рода слухи, где участники борьбы обмениваются мимолетными деловыми разговорами, стремятся: одни дешевле купить, другие дороже продать»^[76]. В протоколе комиссии отмечалось: «В этой борьбе интересов возникают одинаковые слухи, имеющие повышательные цели, так и слухи, стремящиеся уронить курс... последние даже менее опасны, чем первые, так как они тотчас же вызывают опровержения со стороны заинтересованных лиц и учреждений, тогда как первые всегда остаются без возражения»^[77]. Упоминалось, что каких-либо заявлений о распространении на бирже «заведомо ложных слухов» в Совет Фондового отдела никогда ни от кого не поступало. Гораздо большую опасность, по мнению членов комиссии, представляли слухи, распространяемые вне биржи, влиявшие непосредственно на «публику», легче расположенную к восприятию разных известий из-за своей неосведомленности^[78].

Члены комиссии опасались, что применение любых карательных мер «в условиях биржевой обстановки... легко может повлечь за собой необоснованные доносы, кляузы, создать благоприятную обстановку для сведения личных счетов и отвлечь многих серьезных деятелей биржи от посещения из опасения возможности быть вовлеченными к допросам, в свидетели и т.д.»^[79] Выводы комиссии были поддержаны Советом Фондового отдела и отосланы в Особенную канцелярию по кредитной части.

Тем не менее, под давлением Министерства финансов и некоторых крупных банков, несмотря на выводы комиссии, 27 мая 1914 г. Совет Фондового отдела Петербургской биржи постановил: З.П. Жданова исключить из действительных членов отдела с 1-го июня^[80]. Жданову инкриминировалось постоянное участие в игре на понижение ценных бумаг на фондовой бирже.

8 июня 1914 г. Жданов подал жалобу в Министерство финансов на необоснованное постановление Совета Фондового отдела. Он указывал, что ему «не было предъявлено определенно сформулированного обвинения» и не затребовано никакого объяснения^[81]. Поскольку Советом отдела эти упущения не отрицались, то сменивший В.Н. Коковцова на посту министра финансов П.Л. Барк велел передать дело Жданова на новое рассмотрение Совета. На этот раз были подготовлены справки, из которых следовало, что в течение последних лет постоянно поступали многочисленные жалобы на непринятые З.П. Ждановым сделки. Оказалось, что в 1909 г. их было 19, в 1910 г. — 17, в 1911 г. — 3, в 1912 г. — 2, в 1913 г. — 4 сделки^[82]. К справкам было приложено письмо, поступившее в Совет Фондового отдела от петербургского купца 2-й гильдии М.А. Шоломсона, в котором тот писал, что немало пострадал от проделок Жданова и его компании и хорошо знаком с их уловками. «Как лицо, которое явилось жертвой этих проделок», он соглашался дать сведения о биржевых спекуляциях Жданова^[83].

Еще в 1910 г. М.А. Шоломсон обвинял Жданова в обмане, «неправильных в отношении его действиях» и в неуплате ему его же денег^[84]. А в 1912 г., во время следствия по делу Ленских событий, все тот же Шоломсон дал показания, в которых «высказал свои личные соображения о причинах, вызвавших Ленскую забастовку»^[85]. Он сообщил, что еще с декабря 1911 г. З.П. Жданов неоднократно хвастал на бирже о своем желании уронить акции Ленского товарищества с 4000 руб. до 1500, максимум до 2000 руб. И все это время он «бланкировал “Лену”», или, другими словами, играл на понижение. Из этого Шоломсон делал предположение о возможной причастности Жданова к организации забастовки. Свидетелями «хвастовства» Жданова он назвал постоянно бывающих на фондовой бирже Е.И. Херкуса и Н.Д. Берковича. Кроме Жданова, М.А. Шоломсон указал также на банкирские дома «Маврикий Нелькен» и «Кафталь, Гандельман и К°», которые, по его мнению, могли снабжать того деньгами для агитации среди рабочих Ленских приисков. О близости этих банкирских заведений Шоломсон судил по их общим интересам на бирже, у них же был открыт онкольный счет Жданова^[86]. Впрочем, следствие серьезно к этим показаниям не отнеслось. Было понятно, что Шоломсон очень обижен на Жданова. Впрочем, в распоряжении биржевого комитета имелось немало других претензий и жалоб на З.П. Жданова^[87].

13 июня 1914 г. Совет Фондового отдела вторично постановил исключить З.П. Жданова из числа действительных членов «навсегда за признанную... их вредную деятельность»^[88]. Вопрос был решен закрытой баллотировкой шарами. Из 12 членов Совета «все 12 голосовали за исключение Жданова»^[89].

Жданов свое увольнение расценил как несправедливость и затаил обиду на В.Н. Коковцова. Полагали, что именно он был причастен к снятию того с поста министра финансов. С Коковцовым ушел в отставку и директор Особенной канцелярии по кредитной части Л.Ф. Давыдов. Ему была предложена должность в Русском для внешней торговли банке. Однако Давыдову пришлось столкнуться с оппозицией бывших банкиров во главе с З.П. Ждановым. На бирже говорили, что бывшие владельцы банкирских контор, закрытых в бытность Л.Ф. Давыдова директором Особенной канцелярии по кредитной части, решили скупить по возможности большее количество акций этого банка, чтобы иметь за собой значительное число голосов на предстоящем общем собрании его акционеров. Одновременный подъем цен акций Руссенбанка на бирже были склонны объяснять именно их скупкой в России и за границей для «ценза» на общем собрании акционеров банка^[90].

Оказавшись не удел, Жданов отправился путешествовать на Восток. Какое-то время о нем ничего не было слышно. Вернувшись из-за границы перед войной, Жданов в 1914 г. за 200000 руб. купил у инженера Спиридонова «Ижевский источник», создав акционерное общество Спиридоновских минеральных вод. Основной капитал общества, директором которого числился А.И. Репьев, а председателем — якобы отец Жданова Голяшкин, составлял 300000 руб. Пресса по этому поводу иронизировала: раньше была «Елена Захаровна», а теперь будет «Спиридон Захарович»»!^[91] Однако через два года Жданов продал половину предприятия Французскому банку, директором которого в то время был Д.Л. Рубинштейн. Сумма продажи составляла уже 5000000 руб. Однако через год Жданов выкупил эту половину у банка и до самой революции владел источником один. До войны он купил также большую дачу в 20 комнат с участком земли в Старом Петергофе, в так называемом «Заячьем ремизе», по Садовой ул., д. 1. Сюда в 1915 г. в специально заказанных вагонах Жданов привозил гостей на свою серебряную свадьбу.

«Третья молодость» Жданова

В годы Первой мировой войны экс-банкир З.П. Жданов, опять стал пользоваться среди воротил «кулисы» большим влиянием. Он прилагал все усилия, чтобы официально попасть на биржу, но его старания были безуспешны. Министерства финансов и торговли и промышленности оставались резко настроены против него^[92]. Однако на собрания частной неофициальной биржи Жданов имел свободный допуск^[93].

Входя в разные организуемые им биржевые синдикаты, З.П. Жданов занимался спекуляциями с лотерейными билетами, акциями Беккер, бакинскими, донецко-юрьевскими и др., то понижая, то повышая их. В прессе даже стали писать о наступившей «третьей молодости Захария Жданова»^[94]. Журнал «Биржа за неделю» опубликовал статью, в которой сообщалось, что «небезызвестный спекулянт З. Жданов в компании с Манусом» организовал синдикат, поставив цель, кроме скупки выигрышных билетов, также играть на повышение или понижение, смотря по обстоятельствам^[95]. В другом номере этого же журнала было написано: «Захарий Петрович Жданов, Дмитрий Львович Рубинштейн и Игнатий Порфирьевич Манус — это три беспардонных кита самой новейшей предпринимательской и комбинаторской марки в русском финансово-биржевом океане»^[96].

В 1916 г. в ряде газет публиковались объявления следующего содержания: «Покупаю дома и участки земли в Петрограде за наличный расчет. Предложения только письменно с указанием адреса и времени осмотра. По осмотре, если предложение будет подходить, назначу время для переговоров. Предложения исключительны по своей выгодности, будь то мелкие или крупные, быстро закончу. Дело понимаю, почему и прошу взаимно не затруднять предложениями неинтересными». Объявления принадлежали З.П. Жданову, который не таясь указывал свою фамилию и домашний адрес. В годы войны сильно упали цены на недвижимость, и в то же время появилось значительное ее предложение, чем решил воспользоваться Жданов.

Размах операций, конечно, уже был не тот, что прежде, вновь стали появляться публикации, в которых сообщалось об «уходе на покой» Жданова, его добровольном или вынужденном «устранении от широких дел»^[97]. Последним крупным коммерческим делом Жданова накануне Февральской революции была покупка театра-сада «Аквариум». Договор был заключен уже при Временном правительстве на 12 лет. На этом деле Жданов потерял до 200000 руб.^[98]

В период до октября 1917 г. Жданов снова проявил особую активность. По словам самого Жданова, в условиях понижения стоимости рубля у него появилось желание все имеющиеся у него наличные деньги обратить в ценные бумаги. Главным образом он скупал облигации Петроградского кредитного общества, которых у него накопилось на сумму около 1 млн руб. по номинальной стоимости. Приобретал он также бумаги тех предприятий, в делах которых был заинтересован, например Петроградского Частного ломбарда, Общества для заключения движимого имущества и др.^[99]

Жданов покупал не только наличные бумаги, но и онкольные счета. Так, начале 1917 г. он приобрел разные бумаги, хранящиеся на текущем счету В.И. Карепанова в Азовско-Донском банке. В 1922 г. для их получения Жданов составил заявление в этот банк от имени Карепанова, которое сам же подписал. Нотариус Рачинский задним числом фиктивно засвидетельствовал эту бумагу^[100].

Аресты и выживание

В архиве Управления ФСБ Санкт-Петербурга удалось обнаружить уголовное дело З.П. Жданова. Из него следует, что в 1918 г. его задерживали до 9 раз, причем во время обысков в квартире всегда искали ценности, но ни разу таковых не обнаружили. При одном из обысков сотрудники ВЧК изъяли духовное завещание Жданова, в котором тот все свое имущество завещал на нужды просвещения крестьян Ярославской губернии. Это завещание было составлено еще в 1912 г. и засвидетельствовано нотариусом Начурским. Обыски были и на дачах Жданова в Павловске и в Старом Петергофе.

В июне 1918 г. Жданова по делу «Каморра народной расправы над евреями» разыскивала Петроградская ЧК, для чего устраивала засады у него на квартире в Чернышевом пер., д. 18. Какое-то время Жданов скрывался на квартире своей любовницы, солистки балета Мариинского театра Л.Н. Муромской, проживавшей на углу ул. Знаменской, д. 44 и ул. Кирочная. С ней Жданов познакомился еще в 1914 г. Однажды после разговора по телефону со своей сестрой Жданов приехал домой и был арестован. Около 8 месяцев его держали сначала в ЧК на Гороховой, потом в «Крестах». Дело вел М.С. Урицкий, который неоднократно допрашивал задержанного. Заболевшего Жданова перевели в лазарет Дома предварительного заключения.

Во время следствия жене, сестре и любовнице Жданова делались предложения о содействии в его освобождении за деньги. Муромская сообщила в ВЧК, что бывший гусарский офицер Покровский за 1 млн руб. настойчиво предлагал помочь в этом. Кроме него предлагал свои услуги другой бывший офицер, некий Алексеев. Муромская добилась свидания с одим из руководителей Петроградской ЧК Г.И. Бокия, которому сообщила о предложениях шантажистов. Их арестовали на квартире Муромской, после чего вымогательства прекратились. После встречи с Г.И. Бокия Муромская была совершенно уверена в скором освобождении Жданова.

За Жданова брался хлопотать некий А.Н. Михель (он же — Тихомиров), также бывший офицер, уверявший Муромскую, что хорошо знает Ф.Э. Дзержинского и даже бывает у него на квартире. Позже он говорил, что спас Жданову жизнь^[101].

Сам Урицкий звонил Александре Яковлевне, жене Жданова, чтобы узнать, не получала ли она подобного предложения. Та сообщила, что к ней обращалась какая-то женщина, но она отказалась от ее услуг. (Впрочем, она точно не помнила, было это до звонка Урицкого или после). Сестра Жданова также сообщала, что к ней несколько раз приходил бывший биржевик К.Д. Шарыпкин, предлагавший свести ее со следователем ЧК, который ведет дело Жданова. Фамилию следователя М.П. Жданова точно не помнила, кроме того, что она была короткая и иностранная^[102]. Позже ей называли фамилии сотрудников ЧК Байковского, Галевского, Владимирова, Геллера и Кедрова, но она их не вспомнила. Не мог вспомнить эти фамилии и З.П. Жданов, которому их также называли.

Каких-либо доказательств участия З.П. Жданова в организации «Каморры народной расправы» или ее финансировании следствие не обнаружило, и он был освобожден без последствий уже после убийства Урицкого, по распоряжению руководства Петроградского ЧК — Г.И. Бокия или В.Н. Яковлевой. Свое освобождение он объяснял тем, что никогда не увлекался политикой. По утверждению Жданова, по делу «Каморры народной расправы» расстреляли несколько человек, среди них были владелец торгового дома В.П. Мухин и художник Злотников.

Во время следствия А.Ф. Филиппов, сотрудничавший с ВЧК, показал, что З.П. Жданов раньше интересовался только биржей и деньгами, а не политикой. По его утверждению, жертвовать на какую бы то ни было организацию, правую или левую, Жданов бы не стал. Филиппов рассказал, как Жданов еще до революции однажды заплатил шантажистам, донимавших его какими-то разоблачениями, да и то не более 6 тыс. руб.^[103]

В годы революции и Гражданской войны Жданову удалось спасти часть своего имущества и капитала. Опасаясь конфискации, он фиктивно продал свою квартиру норвежскому подданному, представителю одной автомобильной фирмы на Каменноостровском пр. О.О. Серку, официально заверив сделку у нотариуса. Это давало возможность на дверях квартиры повесить табличку о том, что она является собственностью, находящейся под охраной норвежского консульства. На допросах в ОГПУ Жданов объяснял, что его как и многих состоятельных горожан, в начале 1918 г., охватил какой-то общий психоз стать под защиту какого-нибудь иностранца, поэтому он также передал квартиру под охрану иностранного подданного. Позже Серк также через нотариуса вернул квартиру со всем имуществом в собственность сестре Жданова^[104].

Что-то находилось на счетах Жданова за границей, какие-то ценности он успел извлечь из петроградских банков и закопать на своих дачах в Павловске и Петергофе. Так, при помощи комиссара Сибирского банка К.Д. Шарыпкина, заведующего сейфами, бывшего своего служащего, Жданову в 1919 г. удалось извлечь и вывести ночью ценности и бумаги, хранившиеся в сейфах банка. У Жданова, согласно его показаниям, имелись два сейфа в «Лионском кредите» и один в Сибирском банке. Свои сейфы были в Московском Купеческом банке у жены и в Сибирском Торговом банке у сестры Жданова. При помощи того же Шарыпкина они так же нелегально вернули свои ценности. Среди бумаг сестры Жданова было обнаружено извещение, датируемое 16 июля 1919 г., о том «что из сейфа № 659, принадлежащего в бывшем Сибирском Торговом банке гражданке М.П. Ждановой, изъяты процентные и дивидендные бумаги для направления в северо-областную окружную контору Нарбанка, подписанное комиссаром Шарыпкиным» Какие-то ценности Шарыпкин сам принес на квартиру М.П. Ждановой.

Сам Жданов вспоминал, что однажды в 1918 г., до своего ареста, он был вызван повесткой в Сибирский банк, где при осмотре ящиков ему официально были выданы около 8 серебряных руб. и золотой полтинник. Хранившиеся там старинные золотые и серебряные монеты были вытряхнуты в общий ящик. В банке Жданов встретил Шарыпкина, которому сообщил, что получил несколько монет, а в сейфах остались еще акции Международного банка и др. Шарыпкин пообещал прислать Жданову все бумаги и ценности, а последний дал ему ключи от сейфов^[105].

В.Г. Деранков утверждал, что Жданов через директора Волжско-Камского банка сумел перевести в Париж 800000 тыс. фр.^[106] Жена Жданова вспоминала, что в 1920 или 1921 г. по просьбе мужа писала ответ на письмо, пришедшее из Парижа от Шкаффа. В нем шла речь о счете Жданова в одном из парижских банках и долге другому^[107].

К делу Жданова приобщены несколько телеграмм в Париж адвокату Полю Гею, биржевым фирмам Жюля Страуса, Грюнберга Флера, Брандейса, Деляной. Брандейс оставался должным Жданову 400000 фр., Деляной — 100000 фр., Жюль Страус — 100000 фр. Фирме Грюнберга Флера Жданов был должен 75000 фр. В этих телеграммах Жданов поручал адвокату П. Гею ликвидировать все его счета. По совету Шкаффа комиссия по взысканиям долгов была определены в размере 7% со всех сумм. Жданов просил инкассировать все должные ему суммы и погасить счет по дебету у Грюнберга Флера, а оставшуюся сумму — перевести в рублях телеграфом через «Лионский кредит» ему в Петербург.

В деле Жданова имеется также письмо М.В. Пилацкого от 6 марта 1924 г. Бывший петроградский биржевой маклер в эмиграции открыл во Франции банкирский дом «Кредит Востока и Парижа» с капиталом 5 млн фр. Содействие Пилацкому оказали его отец и бывший директор Русско-Азиатского банка А.З. Иванов. Предполагалось, что кроме ведения банковских операций, предполагалось, что дом будет заниматься созданием и финансированием предприятий на Востоке и Дальнем Востоке, особенно на территориях бывшей Российской империи и в пограничных странах. Пилацкий, вспоминая прежнее сотрудничество, предлагал Жданову свое посредничество в его коммерческих операциях во Франции, если таковые случаться^[108]. На допросах в ОГПУ Жданов утверждал, что за 13 лет получил только одно письмо Пилацкого, при этом не в ответ на его запрос, а как сообщение циркулярного характера. Никакого ответа, утверждал Жданов, он не давал^[109].

Из документов ОГПУ следует, что второй раз З.П. Жданов был арестован в ноябре 1919 г. за проживание под чужим именем Ивана Михайловича Михайлова. С октября 1918 г. он скрывался в полутора верстах от станции Чаща на хуторе Зверино у Г.О. Загуляева как десятник по заготовке дров. Местные полагали, что это городской житель, приехавший в деревню подкормиться. Вспоминали, как он ходил в рваных брюках, грязной рубахе и все время ловил рыбу.

Вместе со Ждановым на хуторе жили его любовница (вторая жена) Л.Н. Муромская и ее сын Михаил. Инициатива уехать в деревню исходила от нее. Муромская полагала, что, если они останутся в Петрограде, Жданов не утерпит и снова примется за свои старые дела. Когда на хутор приехал агент ВЧК, чтобы арестовать Жданова, Муромская заявила, что его нет дома. Жданов, по-видимому, хотел бежать, но не успел, его обнаружили прячущимся во дворе. Во время обыска у Жданова были обнаружены 5000 финских марок, которые, как он уверял, были получены в качестве гонорара от доктора Габриловича, с которым являлся совладельцем санатория «Рауха» в Финляндии на станции Иматра. В этот санаторий Жданов вложил 320000 финских марок, с чего получал дивиденд 5%. За проживание под чужим именем и предложение взятки конвоиру Жданов был приговорен к принудительным работам сроком до снятия военного положения в Петроградской губернии. Впрочем, Жданов утверждал, что под фамилией Михайлова никогда не прописывался и жил под ней только один день.

Л.Н. Муромская после ареста Жданова вернулась в Петроград на свою бывшую квартиру. Не имея средств к существованию, она решила вернуться в театр. Через полгода, 17 апреля 1920 г., Жданов был освобожден досрочно ввиду изменившегося политического положения. В первый день после его возвращения в Петроград Муромская объявила о разрыве их отношений. Жданов был поражен до такой степени, что какое-то время не мог говорить, затем, овладев собой, спросил свои золотые часы с цепочкой и ушел. Потом он еще раз приходил к Муромской, чтобы забрать свой янтарный мундштук в виде трубки, оправленной в золото и платину. Встреча закончилась выяснением отношений. Муромская требовала вернуть ее бриллианты, которые отдала Жданову, ставя под сомнение его слова, что тот их продал и купил для нее дом и дачу. В общем, Муромская наговорила много колкостей, чем сильно задела Жданова.

В уголовном деле имеется письмо Жданова, которое он написал Муромской в мае 1920 г.^[110] В этом письме он упрекал свою бывшую любовницу в том, что она «разбила его жизнь», что обманула, когда обещала быть верной женой и другом. Жданов вспоминал слова Муромской, называвшей его «Богом», «героем», «заслонявшим для нее весь мир». Он, в свою очередь, «потерял голову» от любви, боготворил только ее. Называл день знакомства «одним из счастливейших» и одновременно «одним их несчастливейших, проклятых дней своей жизни». Более того, Жданов обвинял Муромскую и ее нового любовника Н.Е. Королева в том, что своим последним арестом и 6-месячным лишением свободы был обязан только им. Письмо было полно обидных и резких выражений, сильно оскорбивших Муромскую. Так, Жданов предостерег ее от дальнейших авантюр и «эротических экспериментов», которые до добра не доведут. Муромская хотела вернуть письмо Жданову, о чем несколько раз просила Королева. Тот вернул письмо, но уже после смерти Муромской.

Муромская неоднократно жаловалась Королеву на то, что в театре ведутся разговоры о том, что она состоит агентом ВЧК, и поэтому коллеги ее сторонятся. Муромская полагала, что эти слухи — дело рук Жданова, желавшего ей отомстить. Она сильно изменилась, стала неузнаваемой, замкнутой. Здоровье Муромской быстро расшатывалось, она боялась всего, ее страшили тишина, темнота, тени, она проявляла признаки недоверия ко всем. Целыми днями она лежала в постели и курила. Чтобы избавить Муромскую от страхов, Королев приручил ее к морфию. Вместе с ним Муромская увлеклась спиритизмом и черной магией. Никакие уговоры обратиться к врачу на нее не действовали. Муромская пыталась выступать, как-то раз танцевала очень скверно, и публика проводила ее молчанием. В конце концов Муромская попыталась покончить с собой, позже уверяла, что совершенно не помнит, как это произошло, очнувшись на полу с обрывком шнура от вентилятора. Через несколько дней, 4 октября 1920 г., во время отсутствия Королева, она повесилась на проводе электрической лампы. Во время следствия по делу Жданова в 1931 г. следователь Троицкий задал Королеву вопрос: когда и каким образом Жданов поручил ему умертвить Муромскую или довести ее до самоубийства? Тот ответил, что никогда об этом они не говорили. Более того, Королев утверждал, что Жданов был искренне огорчен и взволнован, когда узнал о смерти Муромской, и долго расспрашивал о последних днях ее жизни^[111]. (В том же 1920 г. умерла другая бывшая сожительница Жданова — Л.П. Тулупова-Семенова.)

Трудно сказать, чем занимался З.П. Жданов в 1919—1921 гг.; сам он уверял, что с 1919 г. болел. На вопрос, почему он не уехал за границу, Жданов отвечал, что не знает языков и там у него мало денег^[112].

В 1921—1922 г. Жданов числился артельщиком в одной из петроградских артелей^[113], но фактически продолжал свою прежнюю деятельность спекулянта-перекупщика. В эти годы он активно скупал аннулированные процентные бумаги, золотые монеты, бриллианты, меха, картины и другие ценные вещи. А.А. Мартинсон вспоминал, что после революции Жданов покупал все, что можно было купить за полцены. Он приобретал картины, но только хороших мастеров (в деле упоминались полотна Врубеля, Репина, Маковского, Тропинина, французские миниатюры начала XIX в.). Картины переправлялись в 1921—1922 гг. при посредничестве знакомого Жданова Ф.М. Горячева через эстонскую миссию. В описи имущества в городской квартире Жданова перечислены около сотни картин и акварелей таких художников, как Айвазовский, Бенуа, Брюллов, Верещагин, Клод, Крамской, Коровин, Маковский, Серов, Суриков, Поленов, Шишкин и др.^[114] При виде золота, утверждал Мартинсон, Жданова начинало трясти и у него являлось непреодолимое желание купить увиденную вещь. Вес он мог определить рукой, как опытный ювелир. Ходили даже слухи, что Жданов покупал золото для ОГПУ^[115].

Где-то в конце 1921 — начале 1922 г. Жданову удалось приобрести большую партию мебели (кровати, столы стулья и пр.), которую он разместил при помощи своего знакомого в торговом помещении на Большой Конюшенной ул. Дело, однако, оказалось невыгодным, и вскоре Жданов продал мебель через комиссионный магазин «Аполлон» себе в убыток.

О продаже, покупке и перепродаже в Петрограде/Ленинграде аннулированных акций, котировавшихся на европейских биржах до середины 1920-х гг., известно из документов ОГПУ в связи с делом З.П. Жданова и др. В некоторых советских газетах, например «Красная газета», «Известия ВЦИК», еще в начале 1920-х гг. публиковались объявления о продаже и покупке аннулированных облигаций Петроградского и Московского городских кредитных обществ. В объявлении сообщалось, что желающих продать данные бумаги просят указать свой адрес с указанием количества и желаемой цены. Под объявлением был указан адрес берлинского Дойчебанка для Оскара Бахмана. Выяснилось, что в 1922 г. эти объявления подавал З.П. Жданов вместе с бывшим маклером А.А. Муром для отправки ценных бумаг, котирующихся на Берлинской фондовой бирже. Мура считали правой рукой Жданова. Целью публикации, как объяснял Жданов, было желание поднять котировочную цену этих бумаг. Переписка велась Муром, который был арестован ВЧК, отправлен в ссылку и через некоторое время умер. Жданов вскоре также был арестован, но по другому делу^[116].

Лица, которые имели акции и облигации кредитных обществ, охотно их продавали, поскольку многие окончательно убедились, что они ничего не стоят. Жданов скупал их, платя примерно 6 руб. за тысячу или 60 коп. за сторублевую акцию. Некая Е.А. Чеховская уверяла, что она даже продавала свои акции рубля по три за штуку^[117].

Король «черной биржи» и владелец «подземного банка»

В 1922 г. З.П. Жданов принимал активное участие в работе так называемой «черной биржи», являлся ее «королем»^[118]. Вокруг него постоянно вились маклеры. Ему оказывал всяческую помощь сотрудник Государственного банка Л.М. Зандберг. Благодаря ему Жданов имел свободный доступ в Госбанк, который посещал по утрам до биржи и где узнавал настроение на предстоящий день. Полученные сведения он использовал на возобновившей свою работу Петроградской бирже, а после ее окончания — на «черной бирже». По настоянию Зандберга «черная биржа» была перенесена с улицы на крышу Европейской гостиницы.

Действовал Жданов весьма осторожно. При помощи своего приятеля, заведующего гостиницей Н.П. Глясса, он занял номер на 1-м этаже. В двух комнатах Жданов принимал приезжавших агентов из Минска по закупке золота. На официальной бирже действовали «жучки», которые, узнав о прибытии из Минска продавцов валюты, отправляли их к Жданову. Эта деятельность продолжалась до тех пор, пока Л.М. Зандберга не заменили на партийца, воспретившего Жданову вход в Госбанк и на официальную биржу, где были введены пропускные билеты. Это вынудило Жданова выехать из гостиницы и продолжить работу у себя на квартире. Иногда Жданов посещал кафе «Бристоль» или «Лор», где можно было купить и продать разные ценности. В клубе бывшего Учетно-ссудного банка, который также посещал Жданов, играли в карты на валюту и золото. Здесь же все это можно было купить или продать.

Жданов продолжал ежедневно приезжать в кафе Европейской гостиницы к 16 часам. Сюда после окончания биржи в 16.30 приходили к нему с отчетом о своих операциях маклеры. Тут же Жданов скупал у них валюту и золото. Реализация товара происходила уже на квартире Жданова после 19 часов. Особенно крупные операции Жданов вел через Б.О. Шатиля с его родственником инженером В. Осинским (оба были женаты на родных сестрах), директором-арендатором Чудовского цементного завода. Осинский, имея казенные деньги, давал их Шатилю, который скупал днем на бирже золото и валюту, а вечером реализовывал все у Жданова, получая комиссию с обеих сторон. В результате Осинский растратил огромную сумму, был выслан и отбывал наказание. Его драгоценности остались у Жданова.

Его человеком на бирже был маклер Ж. Эдельберг, плативший там самую высокую цену за золото, которое все шло к Жданову. На него работал бывший присяжный поверенный А.В. Зунделиович, ставший в 1922 г. биржевым маклером. На этих же условиях работал и И.О. Шатиль, к которому Жданов имел неограниченное доверие. В том же 1922 г. органами милиции был произведен обыск на квартире Жданова и арест нескольких валютчиков. Позже выяснилось, что у Жданова имелась сигнализация, и части присутствовавших лиц удалось скрыться. У хозяина почти ничего конфисковано не было. Всеми добытыми ценностями ведала сестра Жданова. Ей он полностью доверял, и она, как сама уверяла, беспрекословно выполняла все поручения брата. Полагали, что клад находится в доме Жданова в Слуцке (Павловске), который раньше был приобретен на средства сыновей великого князя Константина, Сергея и Игоря, ведших разгульный образ жизни с артистками балета, или на даче в Старом Петергофе. За глаза Жданова стали называть владельцем «подземного банка»^[119]. О спрятанном золоте говорили все знакомые Жданова, уверяя позже на допросах в ОГПУ, что слышали об этом от него самого. Жданов же сознался только в том, что в 1920 г. на даче в Павловске закопал металлическую коробку из-под печенья с серебряными столовыми приборами. Осенью в 1926 г. они были вырыты, а в 1927 г. — проданы.

В конце 1922 г. «в момент функционирования черной биржи» Жданов был арестован в третий раз. Обвиненный по статье 138 УК «в злостном и умышленном понижении курса червонца», на основании постановления комиссии НКВД от 23 марта 1923 г. он был выслан на родину в Ярославскую губ. сроком на 3 года. По отбытии срока, на основании постановления Особого совещания при Коллегии ОГПУ, Жданов был лишен права проживания в 6-ти пунктах и пограничных губерниях сроком на 3 года. Вернувшись раньше времени в Ленинград, Жданов легально прописался в Слуцке, у жены Александры Яковлевны, с которой с 1919 по 1925 г. был в разводе. Свое возвращения без разрешения ОГПУ Жданов объяснил следующим образом: якобы в Рыбинске от некоего Скребцова он узнал, что его брат досрочно был освобожден благодаря стараниям бывшего присяжного поверенного М.И. Михайлова, проживавшего в Детском Селе. Он списался с Михайловым, который за 250 руб. согласился помочь. Выслав ему 100 руб. задатка, Жданов получил телеграмму с извещением о своем досрочном освобождении. На этом основании он покинул Ярославскую губ., не известив местные органы, и вернулся в Слуцк^[120].

С началом нэпа, после возвращения в Петроград Жданов вновь принялся за коммерческие операции. Играл на курсе золотого червонца, скупал аннулированные акции коммерческих предприятий, котирующиеся на иностранных биржах. По возможности Жданов переправлял за границу имеющиеся у него ценности. Так, при помощи бывшего присяжного поверенного В.И. Булавинцева и его жены, молодой и ловкой женщины, Жданов в 1925 г. отправил часть своих ценных бумаг и бриллиантов в Париж. По его просьбе после их реализации деньги должны были перевести на его текущий счет в Русско-Азиатский банк. Булавинцевы вернулись из Франции без денег и в результате поссорились со Ждановым^[121].

Занимался Жданов и ростовщичеством: принимал в залог золотые вещи и бриллианты. А.А. Окутин, одно время исполнявший у Жданова обязанности «сотрудника для поручений», сообщал о том, что его патрон интересовался всем, на чем можно заработать: процентными бумагами, золотом, бриллиантами и картинами. Квартиру Жданова постоянно посещали разные люди, желавшие продать ту или иную ценность^[122].

Бывший секретарь и помощник Жданова А.К. Яковлев в своих показаниях вспоминал, как тот любил похвастаться дешевизной купленных вещей, которые затем перепродавал своим знакомым по более высокой цене. Несколько раз Жданов показывал ему некоторые приобретенные «по случаю» вещи, для чего звал свою сестру и просил ее принести ту вещь, которую дал ей накануне спрятать. Жданов «смаковал» покупку, вычислял сколько на ней заработает, после чего, добившись похвалы, отдавал вещь обратно сестре на хранение. Яковлев, ссылаясь на слова Жданова, рассказывал, что некоторые приобретения были очень ценные. Желая их сохранить у себя, Жданов их не показывал, ссылаясь на то, что вещь убрана далеко и ее скоро не достать. Яковлев утверждал, что собственными глазами видел слиток золота, который Жданов спрятал в шкатулке с табаком, какие-то драгоценности он держал в в верхнем ящике с правой стороны письменного стола, валюта хранилась в библиотечном шкафу между страницами книг. Он также припомнил, что видел у Жданова в ящике стола кубики золотых монет, завернутых в бумажку столбиками рублей по 200—300^[123].

По словам И.К. Козака, знакомого Жданова, тот якобы утверждал, что после революции заработал в 10 раз больше, чем у него отобрали большевики. Жданов заявлял, что у его жены так много бриллиантов, что ими можно одеть ее с ног до головы. Козак на допросах в ОГПУ вспоминал, что жена Жданова как-то раз просила его уговорить мужа бросить спекулировать. Она говорила, что у них есть столько богатства, что хватит не только им до смерти, но и их потомству, если бы таковое у них было. Другой знакомый утверждал, что не раз слышал, как Жданов сам хвалился, что ценностей ему хватит на всю жизнь^[124].

Имея большое количество акций Виленского земельного банка, Жданов пытался выяснить, какова их стоимость за границей, через своего старого знакомого О.М. Ивантера, уроженца Вильно. До революции 250-рублевые акции этого банка стоили 700—800 руб., последняя их котировка Петроградской биржи была 912 руб. Ивантер, в свою очередь, через бывшего директора Общества взаимного кредита С. Выгодского, также родом из Вильно, узнал, что срок представления этих акций уже прошел и они никакой цены там не имеют. Ивантер сообщил об этом Жданову и посоветовал вообще выбросить все акции^[125], хотя сам Ивантер продал свои 5 акций банка по 10 руб. племяннику, который приезжал из Вильно в Ленинград^[126].

В 1927 г. Жданов познакомился с ксендзом костела Св. Екатерины К.О. Величко, которому предложил приобрести имеющиеся у него акции Виленского земельного банка, хотя и аннулированные, но не потерявшие цену в Польше. Жданов также уверил его в том, что его акции на общем собрании банка представлял какой-то Монтвил или Кончи, заплативший за представление акций несколько рублей. Величко согласился узнать, можно ли акции отправить за границу и какова их стоимость. Когда Величко узнал, что акции банка номиналом в 250 руб. котируются на бирже Вильно по 102—105 польских злотых, он решил купить у Жданова 161 акцию, предложив по 6 долларов за каждую. После торговли сговорились на 15 долларах за акцию. Часть суммы Величко уплатил в английских фунтах сразу, часть должен был выплатить червонцами из расчета 5 руб. 25 коп. за доллар в течение двух лет. Акции были переправлены в Вильно при помощи Я. Лисовской, которая уезжала к мужу. Она должна была передать акции профессору Виленского университета Б. Жонголовичу, для того чтобы тот через своих знакомых Пятера, Мейштовича и Шахно реализовал бумаги на бирже или в банке. Величко уверял, что хотел отвязаться от Жданова, а тому все казалось, что он продешевил с продажей, и постоянно спрашивал о стоимости акций в Вильно. Ксендз иногда давал Жданову варшавские газеты, но в них котировку акций Виленского земельного банка не печатали^[127]. Величко нуждался в деньгах, поскольку собирался уехать в Польшу в 1930 г.

Продавая акции, Жданов агитировал, что после падения советской власти на них можно будет заработать большие деньги^[128]. По подсчетам ОГПУ, в 1928 г. Жданов переправил за границу аннулированных процентных бумаг на 10000 долларов, а также бриллианты и другие ценности^[129].

А.К. Яковлев вспоминал, что при встречах со Ждановым в начале 1930 г. неоднократно спрашивал его, на что он живет, если ничего не делает и нигде не работает. Тот отвечал, что выменивает «рыжики» и на это существует. На возражение, что до бесконечности нельзя менять золото, его просто-напросто не хватит, и ему придется где-то служить Жданов отвечал, что проживает не более 300—350 руб. в месяц и на такую сумму «рыжиков» у него хватит^[130].

Тем нее менее Жданов пытался найти работу. С этой целью он даже ездил в марте—апреле 1930 г. в Москву, где пытался устроиться комиссионером для распространения литературы и стекол для волшебных фонарей в Общество художников-реалистов (СХР)^[131]. Однако вернулся ни с чем, т.к. в ОХР не было человека, который мог бы утвердить Жданова на службу. Мысль о работе в ОХР Жданов не оставил и продолжал вести переговоры, считая такую службу для себя подходящей.

Последний арест и ссылка

16 мая 1930 г. Жданова арестовали в четвертый раз. Его задержали на пр. 25-го Октября (Невском пр.) около дома № 108 напротив ул. Марата. При обыске у него были изъяты кроме личных вещей несколько номеров белогвардейских газет «Вести дня», «Сегодня», «Сегодня вечером» за апрель—май 1930 г. На следующий день была задержана и арестована жена Жданова, а через два дня — сестра.

При обыске на квартире Жданова в Слуцке в столовой были обнаружены восемь пакетов с разными аннулированными процентными бумагами, одна пачка иностранной валюты, две пачки аннулированных дензнаков. В комнате в буфете нашли тридцать пакетов с процентными бумаги и разная переписка. В спальне были найдены еще одна спрятанная пачка с процентными бумагами и разные документы на недвижимость^[132]. В описи изъятых акций и денежных обязательств значились 2013 наименований разных ценных бумаг на 1112475 руб. Среди них были акции и облигации городских кредитных обществ и ломбардов, железнодорожные, промышленные, нефтяные, банковские, страховые и государственные ценности^[133].

На первом допросе Жданов сообщил, что в течение 26 лет являлся банкиром, добившись всего своим «личным трудом», с 13 лет работая «мальчиком» в частной типолитографии. Капитал его, составлявший в 1913 г. свыше 10 млн руб., находился преимущественно в недвижимости: участок земли размером в 5000 кв. саж. (10668 кв. м) и особняк на Каменноостровском пр., 5 домах, дачи в Павловске и Старом Петергофе (в конце 1919 г. последняя была реквизирована под детский санаторий, в 1921 г. там размещался дом рабочих, а с 1929 г. — дом отдыха ученых) и др. Кроме того, ему принадлежал Ижевский минеральный источник. На счету в Государственном банке находилось 4 млн руб. До революции в течение 28 лет жил в Петербурге/Петрограде в Чернышевом пер., д. 18, кв. 4. Ежегодно 3—4 раз в год по коммерческим делам выезжал за границу (Берлин, Лондон, Париж). Во Франции имел «аккредитовое сальдо» в 450 тыс. фр., образовавшееся от покупки и продажи ценных бумаг. После Октябрьской революции, по словам Жданова, все его имущество было конфисковано, за исключением «квартирных обстановок» в Чернышевом пер. и дачи в Павловске, но ее пришлось продать и обзавестись квартирой. С 1918 г. он жил, как уверял, на средства от продажи оставшегося имущества, вещей и ценностей (золота, бриллиантов)^[134]. На допросах утверждал, что никаким имуществом, кроме пиджака и брюк, в которых был арестован, не владеет. Вещи в квартирах в Слуцке и в Чернышевом пер. принадлежат жене и сестре.

По сведениям чекистов, капитал Жданова до Октябрьской революции составлял 30 млн руб., некоторые свидетели называли цифру 40 млн руб., но таких личных капиталов, как известно, в то время не было ни у одного из российских капиталистов.

На первых допросах Жданов наотрез отказывался от тот, что участвовал после Октябрьской революции в каких-либо биржевых или имущественных сделках. Он клялся, что ничего не продавал, не покупал, не обменивал, не закладывал и не отдавал на хранение; не субсидировал и не жертвовал средств никаким организациям. Уверял, что все эти годы не общался с бывшими биржевыми деятелями и владельцами ценного имущества ни в коммерческом, ни в личном смысле^[135]. Лишь под напором показаний разных лиц Жданов стал постепенно признаваться, но делал это в дополнение к свои прежним показаниям. Признавая себя частично виновным в предъявляемых ему обвинениях, Жданов до последнего отрицал скупку ценных вещей, золотых монет, золота и прочих ценностей, а также их хранение.

Свидетель А.М. Ивантер, знавший Жданова лет 30, уверял на допросе в ОГПУ, что «по характеру тот злой, скупой, любящий деньги, жадный на них», по политическим убеждениям — монархист, большой антисемит, недовольный советской властью. Инженер С.И. Николаев определил характерную черту Жданова как «любознательность во всем». Бывший маклер А.П. Домашев уверял, что Жданов «по характеру своему человек жадный, любит рисковать, смело смотрит опасности в глаза и такое дело, как контрабанда, ему, как говорят, плевое дело». Бывший биржевик И.О. Шатиль, считавшийся личным другом Жданова, на следствии отозвался о нем как о человеке по натуре скрытном и упрямом, твердого характера. Добровольно, полагал Шатиль, он о своих ценностях не скажет. Балерина Муромская (ее мнение о Жданове изложил Королев) отзывалась о нем как чрезвычайно алчном человеке и азартном биржевом игроке, признающим ценность только тех бумаг, которые легко подвергаются колебаниям. Их у него, по ее мнению, было очень много, на несколько миллионов рублей в золоте, то что касается бриллиантов; их у него было мало и он ими не дорожил. Он считал, что дело лучше иметь с ценными бумагами^[136].

После предъявления 2 июня 1930 г. официального обвинения, состоявшего из 7 пунктов, и постановления о привлечении его в качестве обвиняемого, Жданов признал себя виновным лишь частично. Это касалось только бесед с горным инженером С.И. Николаевым об аннулированных советской властью строительных акциях и продажи ему нескольких таких бумаг. Обвиняемый уверял, что монархистом никогда не был, политикой никогда не занимался и ни к какой партии не примыкал. Единственный раз, когда были всеобщие выборы, голосовал за кадетов в силу того, что на предвыборном собрании биржи большинство голосовало за эту партию^[137].

В тюрьме Жданова навещала В.В. Васильева, его бывшая любовница. Она была допрошена следователем ОГПУ, которому сообщила о предложении Жданова после освобождения отблагодарить за ее внимание к нему. Это внимание он оценил в 100 тыс. руб. Васильева утверждала, что на свиданиях советовала Жданову отдать припрятанное. На это он ответил: «Если и отдать им миллион, все равно меня не выпустят и заберут не только то, что я отдам, но и все остальное»^[138].

Из показаний М.П. Ждановой следовало, что лично ее в связи с арестами брата обыскивали не менее 5 раз. С октября 1918 г. она по просьбе брата жила в его бывшей квартире в Чернышевом пер. Каждый раз искали ценности, иностранную валюту и бриллианты, но ни разу не нашли. Ценными бумагами, принадлежавшими брату, как уверяла М.П. Жданова, она топила печь. Их количество ей было не известно^[139].

Жданов был обвинен в связи с юристами и банкирами, бежавшими за границу, с целью сбора информации об экономическом положении СССР, и в частности о денежной способности аннулированных акций, имевших котировку на иностранных биржах; в том, что после Октябрьской революции систематически занимался скупкой упраздненных ценных бумаг и переправкой их нелегально за границу через частных лиц и иностранные консульства; в сбыте ценных картин, валюты и золотых монет; в изготовлении и распространении антисоветских листовок. Постановлением «тройки» Полномочного представительства (ПП) ОГПУ от 25 февраля 1931 г. Жданов был осужден по статьям 58—10, 59—9, 59—12 и 88 УК РСФСР, приговорен к 10 годам заключения в концлагере и сослан в Соловки. Жена и сестра Жданова, как его пособницы и укрывательницы ценностей, были высланы в Севкрай сроком на 3 года. В 1932 г. постановлением «тройки» ПП ОГПУ от 4 ноября дело З.П. Жданова было пересмотрено. Он был досрочно освобожден и выслан в Севкрай на 3 года^[140]. О его дальнейшей судьбе ничего неизвестно.

Несколько иначе поведал о последнем периоде жизни З.П. Жданова ленинградский чекист Ф.Т. Фомин. В своих воспоминаниях он утверждал, что спустя два года Жданов сумел бежать с Соловков и вернуться в Ленинград^[141]. Человек он был достаточно заметный, и органам ОГПУ вскоре стало известно о его возвращении. Жданов был арестован. Задержали и его любовницу Васильеву, у которой он скрывался. С ее слов стало известно, что Жданов где-то прячет 10 млн руб. золотом и собирается с ними бежать за границу. Следователям удалось сначала «убедить» Жданова перевести в фонд индустриализации 650 тыс. фр., хранящихся на его счету в Парижском банке, и затем его заставили показать место на даче, где были закопаны остальные ценности: валюту, акции и пр.^[142] Их стоимость, по утверждению Фомина, составляла только около 1 млн руб. На все просьбы и требования чекистов добровольно передать советской власти оставшиеся 8,5 млн руб. Жданов уверял, что отдал все и больше ничего не имеет. Были вызваны на очную ставку свидетели, которые помнили о его дореволюционных финансовых делах. Два старика, бывшие фондовые маклеры Петербургской биржи, подтвердили, что в свою бытность биржевиком Жданов оперировал обычно суммой в пределах 2 млн руб. Они заверили, что держать часть капитала мертвым фондом он бы не стал, не было резона. Капитал в обороте — это верный доход. Старики-маклеры также вспоминали, что Жданов особо и не скрывал свои капиталы и «любил..., грешным делом, себя показать». Опросы других свидетелей также подтверждали отсутствие других ценностей у Жданова^[143]. Следствие по делу было закрыто, а Жданова выслали на жительство в Архангельскую обл., где он вскоре и умер^[144].

Возможно, старого чекиста на склоне лет подводила память, и некоторые детали он перепутал с фактами из других дел. Во всяком случае, в деле Жданова не упоминается о переводе денег из Парижского банка и изъятии закопанных драгоценностей. Но возможно, что эти детали не вошли по понятным причинам в официальное дело Жданова.

К З.П. Жданову можно относиться по-разному. Безусловно, он был типичным дельцом-спекулянтом — «биржевым шибером», «великим комбинатором», не брезговавшим ничем ради личного обогащения. Но несомненно и то, что это была личность колоритная, незаурядная, чрезвычайно энергичная и предприимчивая. Его жизнь, напоминавшая порой авантюрный роман, была насыщена взлетами и падениями. Судьба З.П. Жданова на фоне произошедших исторических событий в России до и после Октябрьской революции имела много общего с судьбами других «бывших непролетариев», оставшимися после Октябрьской революции в Советской России.

В марте 2001 г. дело З.П. Жданова было пересмотрено Прокуратурой Ленинградской области. В постановлении заместителем прокурора признано «считать обоснованным» привлечение Жданова к уголовной ответственности по статьям 59—10 и 59—12 УК РСФСР. И только по статье 58—10 на него распространяется действие статей 3 и 5 закона «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г.^[145]